Вчера, позавчера… - Владимир Алексеевич Милашевский Страница 23

Недавно Репин на «Передвижной» выставил его портрет. Внешность народовольца, народолюбца. Он похож на старика на картине В. Маковского «Вечеринка». Однако он бодрее! Он создал Психоневрологический институт. Допускаются девушки — наравне с юношами.

Прогресс!.. Он едет в голубом облаке.

Он еще покажет себя, этот «голубой дым», человечеству будущего!

Но в те времена это только забавляет прохожих Невского! На лицах прохожих улыбки и шепоток!

— Вы знаете… ему уже много за семьдесят… И недавно он женился на своей студентке девятнадцати лет!

— И..?

— Да, да! И «и»!..

— Одна-ако!

Этот шепоток обошел весь город. Это поколение шестидесятников! Сколько сил в этих дубах! Вера Фигнер, Николай Морозов, Герман Лопатин!

Другой фигурой, также узнаваемой всеми, был Иероним Ясинский. Имя Иеронима сильно способствовало его известности. Фамилия Ясинский — это что-то… средненькое, а вот в сочетании с именем «Иероним» — почти Саваоф! Ну, если бы он был Василий Ясинский, то сами понимаете… что-то незапоминаемое.

Длинная грива волос, большая седая борода, внизу клином. Если подбирать коллекцию благородных бород, то он где-то рядом со Стасовым.

Осенью — черная велюровая шляпа с большими полями, зимой — бобровая шапка.

Иероним Ясинский, хотя и был уверен, что он один из самых «читаемых» и «уважаемых» писателей великой России, — ведь, шутка сказать, его романы печатались в «Ниве», следовательно… от Царского Села до дебрей Уссурийского края им восхищаются, читают «взахлеб», — тем не менее жаждал личных признаний и личных восторженностей!

Несмотря на свою седую бороду библейского пророка, он жаждал славы и успеха «прославленного тенора» и не прочь вступать в разговоры с читателем, чтобы, так сказать, «лично ощущать»!..

Вот час дня и вы видите: Иероним совершает торжественный свой поход по магазинам, где богатому петербуржцу предлагается купить некий «objet d’art».

Прохожий, снующий по своим делам, видит великого писателя земли русской, он «шествует», значит, все в порядке! Все устойчиво на веки веков!

Полицейский режим, художественные вкусы, театры, рестораны и торговые бани!

Он очень любит, когда у прилавка магазина «молодой читатель» или студент заговаривает с маститым писателем.

— Иероним Иеронимович! Вам часто приходилось встречаться с Тургеневым?

— Да, конечно. Я его видел на общественных выступлениях. Я ведь тогда очень молод был, застенчив… Молодость той эпохи была скромна! Теперешняя молодежь более бесцеремонна… Десятки своих романов мне шлют на отзыв! Без зазрения совести!

— Ну, а с Чеховым, вы, вероятно, были… более близки…

— Ну, Чехов!.. Это ведь не Тургенев… Свой брат, по журналам шмыгающий за своим пятачком за строчку… И мне приходилось пройти этот путь, увы… А почему собственно вас так интересует Чехов? Странно…

— Нет, я просто хотел знать ваш отзыв… — говорит благоговейно вопрошатель, сильно сконфузившись.

— Да как вам сказать… — раздумчиво и стараясь быть объективным, отвечает писатель.

(«Да как вам сказать» — речение русского языка очень уклончивое и крайне неопределенное! — Замечу я от себя в скобках.)

— Конечно, нельзя отнять от него, что некоторые рассказики у него крайне забавны, но на роман, настоящий роман, что и говорить, силешек у него не было! Кинулся он писать для театра! Театр дает и большой успех и большой гонорар, каждый спектакль какие-то денежки приносит. Если спектакль пошел, то писатель сразу — богач!.. Вот теперешняя «Псиша» или «Девушка с мышкой»… приносит авторам большие доходы! Так что Чехов, всегда любивший «деньгу», кинулся в эту область! Ну, тут уж провал полный! — Губы Иеронима исказились какой-то неприятной гримаской, чувствующейся и за серебряными усами, и он постарался прекратить неприятный разговор…

— Простите, молодой человек, я должен навестить сейчас еще магазин Дациаро! Посмотреть, не проданы ли там мои три холста, вывешенные у него! Сам хозяин, Дациаро, итальянец, человек с врожденным вкусом к живописи, дрянь никогда не возьмет… Необходимо также взглянуть, нет ли новых картин Юлия Клевера! Натура его сверхталантлива… Все время одаряет нас чем-то свежим и неповторимым… Достижения его надо учитывать, если уже твоя звезда толкнула тебя в этот мир! А я без живописи, без этого счастья прикоснуться кистью, набравшей краски, к белому холсту, — жить не могу! Казалось бы, литература сполна… меня наградила, а все-таки тянет, тянет в область, где, я знаю, первого места мне не занять! Я не говорю о Репине… но хотя бы в области пейзажа… мечтаю иметь свою полочку!

Кого-кого не увидишь на Невском! Встретишь людей, о которых перестал думать.

Свиданием с прошлым кончается тургеневское «Затишье».

— Ба! Сережа! — воскликнул я, увидев своего давнего приятеля по урокам живописи Сергея Лодыгина. — Я первый раз вижу тебя студентом. Малиновые канты твоего института тебе очень идут!

Тут я заметил, что эта «малина» слегка проступает на губах, чуть-чуть под гримом брови и ресницы глаз… Словом, сомовский Пьеро или балерун Мариинки!

— Поздравляю, поздравляю! Ты ведь теперь знаменитость…

— Да! Знаешь, как-то само собой вышло! Редактор «Аргуса», Василий Львович Регинин, — ты, вероятно, видел портрет Аверченко на обложке журнала «Аргус», свернутый в трубочку, на которую надет бумажный кружок, и все вместе выходит Аверченко в канотье!.. Весь город говорил об этой выдумке! Необычайно острый