Леонид Карцев - Воспоминания Главного конструктора танков Страница 23

Справа от нас на соседней площадке стоял опытный образец тяжелого танка, вокруг которого прохаживался Ж.Я. Котин.

Доклады на «точках показа» по регламенту должны были продолжаться не более 5 минут, тексты неоднократно заслушивались, хронометрировались и корректировались начальниками управлений родов войск. Докладчиком по «объекту 150» был назначен заместитель начальника бронетанкового полигона полковник И.К. Кобраков. Во время доклада мне полагалось стоять рядом с ним, но чуть позади. После доклада экипаж ИТ-1 должен был «выдать» наружу пусковую установку с макетом ракеты, крылья которой должны были раскрыться, а находящемуся внутри машины конструктору О.А. Добисову следовало с помощью пульта управления «покачать» ракетой вверх и вниз.

В день показа, 22 июля, стояла страшная жара: температура воздуха превышала 40°С. Все было в готовности, ждали высоких гостей. Наконец показалась группа людей, впереди в украшенной вышивкой рубашке со шнурками вместо пуговиц шел Никита Сергеевич Хрущев. Сначала подошли к какому-то вертолету. Хрущев и с ним несколько человек зашли внутрь. Через несколько минут из вертолета послышались крики. Это ругался Никита Сергеевич. Видимо, что-то ему в том вертолете не понравилось.

Минут через пять он, сильно возбужденный, вылез из вертолета, подошел к нашей площадке, зашел под навес и, что-то ворча, сел в первый ряд. Сели и другие. Полковник Кобраков сделал доклад, конструктор Добисов «выдал» изнутри танка пусковую установку, крылья ракеты раскрылись и установка стала покачиваться. Все сработало как надо. Но тут Хрущев задал полковнику Кобракову вопрос: «А нельзя ли сделать так, чтобы крылья раскрывались в полете?» Видя, что докладчик не может ответить на этот вопрос, я вышел вперед и сказал:

– Нет, Никита Сергеевич, нельзя – не позволяет система управления. Ракета упадет.

– А я говорю – можно!

– А я повторяю – нельзя!

– Вы видели, что сделано у Челомея?

– Нет.

– Конечно, не видели. Если бы и захотели видеть, вам бы все равно не показали...

Тут встал сидевший позади Хрущева конструктор Челомей и сказал: «Покажем, Никита Сергеевич».

Во время этого разговора Кобраков стал незаметно дергать меня сзади за рубашку, давая понять, чтобы я не спорил, но меня уже было не унять. И когда, делая круги рукой, Хрущев сказал: «Внутри танка должен быть барабан с ракетами», я, уже не сдерживаясь, возразил: «Барабан не годится!»

– А я говорю – барабан!

– А я повторяю: барабан тут не годится! Он вытеснит из танка экипаж:. И потом, какая разница – барабан или прямоугольная укладка? Важно, чтобы все было автоматизировано.

После этого Хрущев встал со стула, вышел из-под навеса, подошел ко мне, протянул руку и сказал: «Поздравляю», на что я ответил: «Благодарю, Никита Сергеевич». После этого он направился к тяжелому танку Ленинградского Кировского завода. Я до сих пор не пойму, с чем он меня поздравил, так как разговор шел на высоких тонах с обеих сторон.

Несмотря на попытки Котина протолкнуть на вооружение новый тяжелый танк, Хрущев принял решение прекратить производство серийного тяжелого танка Т-10 и запретил вообще проектировать тяжелые танки.

Справа от тяжелого танка стоял танк Т-55 с телекамерой. Идея установки на танк телекамеры для осмотра поля боя и передачи изображения на командный пункт многим военным казалась очень привлекательной. Из танка обозревалась полоса шириной в два километра. Имелась и выносная телекамера, которая осматривала более узкий участок: его изображение передавалось по кабелю в танк, затем на удаленный до 10 км другой танк и так по цепочке танков – до командующего любого ранга.

Хрущеву показали «картинку» на экране телевизора с движущимся танком и сам танк, передвигающийся по степи в километре от площадки для осмотра. Он почему-то сразу возмутился и нервно прокричал: «Что вы мне здесь показываете балет какой-то?! Уберите все эти игрушки!» Насколько мне известно, все дальнейшие работы в этом направлении были прекращены, а единственный экземпляр танка с телекамерой до сих пор хранится в музее бронетанковой техники как печальная память о хрущевском времени...

Показ, о котором шла речь, положил начало целой серии аналогичных мероприятий, проводившихся каждые два года. Справедливости ради следует отметить, что эти показы шли на пользу развития, по крайней мере, бронетанковой техники, ведь каждый раз надо было демонстрировать что-то новое.

22 октября 1962 г. на бронетанковом полигоне состоялся очередной показ. Для начала Хрущев завел разговор о танках вообще, вспомнил Великую Отечественную войну, но в конце неожиданно изрек: « Танк должен уметь, как крот, зарываться в землю».

Наступила пауза. Никто из конструкторов не был готов отреагировать на это пожелание. Немая сцена произошла и в группе высших военных, среди которых были Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский, Главный маршал бронетанковых войск П.А. Ротмистров и другие. Видя всю неловкость момента и внутренне возмутившись невежеством главы государства, я вышел вперед и сказал: «Никита Сергеевич! Если танк зарыть в землю, то это будет уже не танк, а нечто другое. Танк – оружие наступательное. Из него должны быть хорошо видны поле боя и цели; к танку предъявляются высокие требования по маневренности... Всем этим требованиям невозможно удовлетворить, зарывшись в землю!»

Видимо и тон, которым я это сказал, и содержание моего возражения были для всех так неожиданны, что на площадке воцарилось молчание. Лично я ожидал бурной реакции. Но Первый секретарь ЦК КПСС, выдержав паузу, довольно спокойно заговорил уже о чем-то другом. Многие из нас облегченно вздохнули.

На площадке стояли несколько образцов серийных танков (в числе которых были «объект 167»). Среди этой группы машин выделялся установленный на возвышении, чем-то похожий на памятник, опытный образец харьковского танка, который предполагалось поставить на производство на всех танковых заводах. В докладе этот танк «расписали» в стихах и красках, хотя все конструкторы отлично знали, что в то время харьковская машина еще была, как говорится, «сырой».

Завершив осмотр харьковского образца, Хрущев пошел вдоль ряда серийных танков. Когда он приблизился к «объекту 167», я подошел к нему, деликатно взял его под руку и сказал: «Никита Сергеевич! Обратите внимание: это не серийный, а модернизированный танк. По сравнению с серийным танком Т-62 он имеет новую ходовую часть и более мощный двигатель. Конечно, он не дотягивает по тактико-техническим характеристикам до показанного вам харьковского танка, но может быть поставлен на производство у нас на заводе уже в будущем году. Для этого не нужно никаких капиталовложений. Он будет делаться на имеющихся площадях и на имеющемся оборудовании».