Поль Шакорнак - Граф Сен-Жермен - хранитель всех тайн Страница 23

Граф приезжал в Санкт-Петербург по просьбе своего друга — известного итальянского художника графа Петра Ротари351. Граф жил в Графском переулке, около Аничкого моста, на Невском, недалеко от царского дворца.

Петр Ротари — давний знакомый графа — был из Вероны. После того как он объездил всю Европу и собрал огромное состояние, он приехал в Санкт-Петербург по приглашению императрицы Елизаветы в качестве придворного художника. С помощью своих учеников Петр Ротари нарисовал с 1757-го по 1762 г. около трехсот портретов самых очаровательных придворных дам352.

Граф страстно любил искусство и хотел бы достичь мастерства, но сомневался в своих возможностях. "Однажды в большом Берлинском парке он увидел слепца, мастерски играющего одновременно на двух старинных гитарах, из которых он извлекал гармоничные звуки, такие удивительные, что, казалось, они исходили не из инструментов, а откуда-то еще, и художник воскликнул: "Этот человек достиг большего, чем я. Он в своем искусстве единственный, а впереди меня есть и Каррачи и Гуиди"353.

В сопровождении художника граф Сен-Жермен посетил самые известные семейства Санкт-Петербурга — Разумовских и Юсуповых. И снова, как в Лондоне, очаровал своих слушателей виртуозной игрой на скрипке, "из которой он извлекал звуки, напоминающие звуки оркестра". Утверждают, будто граф посвятил им же написанную пьесу для арфы графине Остерманн354.

За то недолгое время, что он прожил в русской столице, граф Сен-Жермен познакомился с адвокатом господином Пиктетом, который также был принят во многих домах. Последний был родом из Женевы и служил полицейским магистратом. Из-за своего молодого возраста он не вошел в Совет Ста и уехал в Париж. Отсюда вместе с каким-то русским он путешествовал по Европе в течение трех лет. В Вене он встретился с Григорием Орловым и уехал вместе с ним в Санкт-Петербург. Там он познакомился с торговцем Маньаном, на сестре которого женился, и стал его компаньоном. Из-за сомнительной аферы, в которую он оказался втянутым, его репутация оказалась подпорченной, хотя он и был невиновным. При этом он был умен и образован.

Граф Сен-Жермен общался не столько с Пиктетом, сколько с его родственником, господином Маньаном, который занимался скупкой и продажей драгоценных камней. Он откладывал все камни с дефектом и давал их графу с тем, чтобы тот им придавал искомый блеск355.

Спустя три месяца356, попрощавшись с графом Ротари, с которым он больше не увидится, граф вернулся в Юбберген к своим трудам.

Прежде чем продолжить рассказ о перипетиях жизни графа Сен-Жермена, нам надлежит отвлечься.

Два современных писателя357 отождествили нашего таинственного героя с неким Одаром, сыгравшим известную роль в Санкт-Петербурге в описываемое время. Согласно "Воспоминаниям княгини Дашковой", фрейлины Екатерины II и третьей дочери канцлера Воронцова, которую рассматривают, главным образом, как главное действующее лицо дворцового переворота 1762 г., "среди иностранцев, приехавших попытать счастье в Санкт-Петербурге, был и некий Одар, рожденный в Пьемонте, который, по рекомендации Никиты Панина — гувернера Великого князя Павла, был назначен адвокатом при городской торговой палате. Это был немолодой человек болезненного вида. Незнание русского языка помешало ему исполнять обязанности адвоката. Тогда с помощью княгини Дашковой он попытался получить должность секретаря при императрице, но и эта попытка не удалась. Наконец, при вмешательстве великого камергера — графа Строгонова — он получил низкооплачиваемую должность интенданта в загородном доме Петра III в Ораненбауме. Княгиня Дашкова добавила, что виделась с ним лишь однажды, а за три недели, которые предшествовали революции, она и вовсе с ним не встретилась"358.

Из этих сведений ясно, что ничего общего нет между этим интриганом и нашим героем.

Десятая глава

ПРОМЫШЛЕННИК ГОСПОДИН СЮРМОН

1763 г. был примечателен для графа тем, что прекратились преследования господина де Шуазеля, поскольку тот был уже не министром иностранных дел Франции, а всего лишь военным министром. К тому же после подписания 15 февраля в Хуберсбурге договора между Австрией, Пруссией и Саксонией Семилетняя война завершилась, а после подписания 10 февраля договора в Париже между Францией и Англией завершилась и морская война между этими странами. Как мы помним, именно из-за переговоров, нацеленных на подписание этого договора, господин де Шуазель преследовал графа Сен-Жермена,

Таким образом, граф мог снова совершенно свободно передвигаться по Европе, что он и сделал, поменяв, однако, фамилию. Он купил в Голландии, недалеко от Неймегена, поместье Юбберген, переделал это название на французский манер и назвался господином де Сюрмоном.

В первых числах марта 1763 г. он направился в Бельгию (называвшуюся в то время "католическими Нидерландами"), которая находилась под властью Габсбургов.

Будучи проездом в Брюсселе359, как-то поздно вечером — ибо он днем никогда никуда не ходил360 — Сюрмон направился к Кобенцлю361 — полноправному представителю (послу) царствующей императрицы Марии-Терезы при генеральном губернаторе князе Карле Лотарингском. Граф знал, что в 1746 г. господин де Кобенцль был добровольным корреспондентом князя Фридриха-Людовика Уэлльского — старшего сына Георга II Английского362. Поскольку, как мы уже сказали, господин Сюрмон был другом князя, ему не составило труда явиться в особняк Мастэнг и быть принятым послом. Тем не менее позже племянник Кобенцля напишет: "Он проник к дяде странным образом, благодаря рекомендательным письмам, написанным, не знаю кем"363.

Кобенцль принял Сюрмона в большом кабинете, стены которого были завешаны гобеленами, изображающими легенду о Психее. В середине комнаты стоял великолепный стол с ножками в виде ног серны, инкрустированный севрским фарфором, с письменными приборами из серебра и севрского фарфора. В углах комнаты стояла драгоценная мебель с редчайшим фарфором.

Сюрмон понял, что его собеседник — ценитель искусств, и когда узнал, что он к тому же владеет великолепными картинами, то выразил свое восхищение. Позже Кобенцль об этом скажет: "Поскольку я очень ценю дружбу, я предложил ему свою"364.

"Однажды посол сказал, что мало частных лиц, владеющих оригиналами Рафаэля. Господин Сюрмон ответил, что это так, но, тем не менее, у него такая картина есть, и спустя две или три недели в качестве доказательства он подарил картину господину Кобенцлю. Брюссельские художники заявили, что это подлинный Рафаэль. Господин Сюрмон не согласился взять картину обратно, убедив господина Кобенцля в том, чтобы тот принял ее в знак дружбы.