Александр Омельянюк - Возвращение блудного сына Страница 23

Как и хотел, он углы и верхнюю кромку обрешётки обил наличниками, как бы подчеркнув контуры перголы. Закрыл заднюю, нижнюю кромку поликарбоната специальными торцевыми рейками, заделал щели в высохших и растрескавшихся от жары балках. А потом несколько раз прокрасил беседку пинотексом разных оттенков.

Получилось строго, оригинально и красиво.

В один из светлых, поздних июньских вечеров супруги Кочет ужином с вином и чаепитием вдвоём обмыли сдачу беседки в эксплуатацию, где роль свечей выполняли светильники под потолком.

А тем временем Даниил и Александра – без отрыва от работы и от ухода за младенцем – оба без троек сдали экзамены за второй курс своего института.

А Иннокентий, хоть и менее успешно, теперь и с тройками, завершил третий курс соответственно своего, готовясь укатить на отдых под Анапу.

В последние два дня июня Платону пришлось снова выйти на работу, дабы заменить, тоже нуждающихся в отпуске, коллег.

Зато вечером в пятницу, 2 июля, Ксения окончательно выехала на дачу в свой почти двухмесячный отпуск.

К шестому июля Москва, наконец, прогрелась. От её камней даже в тени веяло приятной тёплотой – с детства запомнившимся Платону запахом очень тёплого и какого-то необыкновенно вкусного летнего московского воздуха.

Первую отпускную неделю Ксения блаженствовала на даче, сама и с помощью мужа реализуя свои давние дизайнерские задумки.

Платон после работы ездил на велосипеде играть в футбол, затем вместе с женой занимался садом-огородом.

Утром, 9 июля, в пятницу ему позвонила Анастасия, напомнив о годовщине дня рождения их матери, Алевтины Сергеевны.

Платон и сам всё помнил. Поэтому звонок сестры расценил лишь как напоминание брату о своей персоне, уже готовой выехать отдыхать на дачу.

Но, поскольку Ксении ещё не надоело её дневное одинокое пребывание там, окончательно приглашать Настю он не торопился. Однако её звонок, и возникшие в связи с этим грустные воспоминания, спровоцировали Платона на, посвящённое памяти о маме, стихотворение:

Ветка сливы скрипит по стеклу,Навивая печаль и тоску.А когда этой ветки скрип стих,Значит, ветер осенний утих.

Нет и сливы у дома давно.Солнце светит мне прямо в окно.Но вдруг вспомнил о дереве том,Что давно не растёт под окном.

Здесь когда-то был сливовый сад.А теперь вот, почти палисад.Под деревьями мама спала,Когда летом на даче была.

Хоть и слив под окном у же нет,Как и мамы простыл тёплый след.Только в памяти будут они!Ветки скрип по стеклу… не мани!

В субботу, 10 июля, Платона в полном составе посетила семья Даниила, и дед насладился общением с шестимесячным внучком Мишей.

Гости оценили новостройку и тоже обновили беседку, поместив в неё разборный детский манеж, полностью закрывающийся сеткой от комаров, где Мишаня некоторое время самостоятельно поползал. Позже Даниил надул детский бассейн, и они с отцом налили в него из водопровода более двух десятков вёдер, очень даже нагретой на Солнце воды.

Полугодовалый ребёнок, попеременно поддерживаемый сильными мужскими руками отца и деда, долго и с видимым удовольствием поплескался в нём.

Все так увлеклись малышом, что совершенно забыли про все другие свои дела и увлечения. Отец с сыном даже не успели сыграть в традиционный бильярд, не говоря уже о других спортивных развлечениях.

Но ночевать гости не остались, сославшись на чрезмерную жару в их дачной комнате и возможность спокойно выспаться дома под кондиционером. Так что распрощались не поздно.

– «С дачным крещением Мишеньки, Вас!» – пожелал дед на прощание.

Весь вечер Платон был под впечатлением от приезда семьи сына, и особенно, конечно, своего младшего внучка.

Тёплое и даже жаркое, сухое лето продолжалось. От энергии Солнца все садовые и огородные культуры, даже цветы, созревали раньше срока.

В то же время, за исключением первого урожая, садовая земляника пересохла на корню, давая теперь хоть и много, но лишь мелкие и не сочные ягодки.

Двенадцатого июля уже распустились первые флоксы.

Платон даже собрал большую часть чёрной смородины и немного вишни, получив тайм-аут перед сбором красной смородины.

– «Ксюх! Клубнику мы съели, да и мало её было! Чёрную смородину в основном собрали! Теперь можно и тётю Настю… запускать… в огород!».

– «Ну, ладно, звони ей! Пусть к выходным приезжает!» – по окончании двухнедельного пребывания на даче согласилась жена.

Четырнадцатого июля Платон с работы по телефону поздравил Данилу с днём рождения, напомнив об этом и Насте, заодно официально и конкретно пригласив сестру на дачу. Но та так и не соизволила позвонить и поздравить своего самого известного ей племянника, однако при этом, как ни в чём не бывало, засобиралась на дачу к его отцу.

И Платон воспринял это, как вызов, со всеми вытекающими в будущем для Насти последствиями.

Вызов неожиданно был ему брошен и на футбольном поле.

Четырнадцатилетний Аркадий Бродский, с которым у Платона всегда ранее были хорошие отношения, вдруг стал во время игры надсмехаться над своим противником – дедом, а то и просто издеваться над ним, пытаясь этим заработать себе перед товарищами псевдо авторитет. Платон даже не сразу понял, что происходит. И, главное, он не понял, почему?

Он не стал реагировать на глупость молокососа, сделав вид, что не слышал, или не понял. Но вскоре его возмущение поведением молодого наглеца невольно вылилось в большое стихотворение о нём:

Намедни юный губошлёп,Щенок по имени Аркаша,Прилюдно навёл на меня поклёп.В мозгу у паренька ведь каша.

С подачи Гренделя пацанПоведал его миру,Что я давно сам написал.Досталось же кумиру!

Он на футболе дал намёкНо то, что текст мой знает.То Грендель дал свой секс-урок.Такое с ним бывает.

Я сделал вид, что и не понял,По-прежнему играв в футбол.Паршивец сей меня не донял.Слабак по этой части он.

Зашёл тогда издалека.И лучше не придумал:Дразнить он начал старика.А дальше, что удумал?!

Птенец пархатый обнаглел,И начал строить рожи.Он пародировать хотел,И в этом лез из кожи.

Других детей всех рассмешив,Он принялся кривляться.Себя лишь этим ублажив,Он стал вдруг отвлекаться.

Ведь желторотому емуТакое делать рано.Сужу я только по нему,Хоть он старался рьяно.

Давно «приятелем» с ним был.Считал его способным.Но тем, наверно, навредил?Тот к славе стал голодным.

Он ждал посылов от меня,И, видимо, заждался.Поскольку он любил себя,То вот, теперь сорвался:

«Маэстро не заметил, зря!Пускай теперь страдает!Во всём пеняет на себя,Раз суть не понимает!».

Но до страданий далеко.Меня смех разбирает.Понять Аркашу нелегко.Зачем на мэтра лает?

Как моська лает на слона.Ну, что же с ней поделать?Видать озлоблена онаВ бессилье что-то сделать?

«Щенок» скорее от Табаки.Не льва, конечно, не собаки,Шакала только может быть.Хотел влиятельным он слыть.

Мне лицемерно руку жмёт.Верней, ладошку тянет.И думает: вот отвернёт,Иль в сторону отпрянет?!

По-барски, как для поцелуя,Ладонь протягивать мне стал.Но в этом жесте хамство чуя,Я пальцы слишком сильно сжал…

Он мне внимал, открывши рот,Не зная, что его нет гадей.Моральный, видимо, урод –Щенок по имени Аркадий?

Птенец Аркадий, иль щенок?Он желторотый, иль Табаки?Какой он вынесет урокИз интеллигентной вроде драки?!

По некоторым репликам Аркадия Платон понял, что здесь не обошлось без Алексея Грендаля, который, видимо, проинформировал юное дарование о писательской деятельности старшего товарища по спорту и его способности написать тексты для поющего и играющего на гитаре Аркадия.