Вадим Фролов - В двух шагах от войны Страница 23

- Что надо, то и доложим, - ответил за Антона Арся.

- До чего же все благородные... - сказал Морошкин и улегся на нары.

Парень, вытащивший Шняку, раскладывал по скамейке вдоль стола свою промокшую одежду. Антон подошел к нему и сказал:

- Ты бы на воздухе повесил, ветерком провеет - к утру сухая будет. А вообще-то, ты, паря, силен!

Парень широко улыбнулся.

- Жалко зверя, однако, - сказал он.

- Как звать-то? - спросил Арся.

- Толик. Из Находки я.

- Находка... - проворчал Баланда. Он уже прилепил к этому Толику прозвище.

Антон опять взял Шняку на руки и пошел к трапу.

- Ты его куда? - спросил Саня.

- Опять за борт! - сказал Витька.

- Самого тебя за борт! - раздался вдруг голос Кольки Карбаса. - Ишь ты, какой нашелси: за борт!..

- А ты-то чего? - удивился Витька. - Тебя вроде и вовсе не было, когда Шняка этот объявился.

- Ничего, - буркнул Колька и с головой укрылся одеялом.

- Эй "вы! Кончай базар, спать надо! - крикнул кто-то.

Ребята замолчали и улеглись. Антон со Шнякой под мышкой полез по трапу. Вскоре он вернулся один.

- Ну что? - шепотом спросил Колька.

- Порядок, - тоже тихо ответил Антон, - слезу пустил капитан. А с тобой еще особый разговор будет.

- Дан я-то што? - заныл Колька. - Я-то...

- Дрыхни! - сказал Антон, и Карбас замолчал.

...Утром 9 июля суда конвоя снялись с мудьюгского рейда. Строгим боевым порядком они вышли из пролива и направились к горлу Белого моря. В походном ордере* за транспортами шла "Зубатка" со своим маленьким караваном; впереди, по обоим бортам и замыкая конвой, следовали корабли охранения.

К полудню по правому борту открылись крутые обрывистые берега мыса Зимнегорского, а за ним уже запахло близким Баренцевым морем - конвой входил в пролив между материком и Кольским полуостровом.

И тут произошло еще одно ЧП. Антон приволок с кормы помятого, заспанного и отчаянно упирающегося Борю-маленького. Многие, вообще, не поняли, что произошло, но ребята из бригады Карбаса сразу сообразили, что к чему, и зашумели:

- Очумел?

- Как попал?

- Что теперь с тобой делать?

Боря стоял взъерошенный, но готовый к отпору и поглядывал на ребят исподлобья. Потом он решительно подтянул штаны и спросил:

- Г-где Г-громов?

- Сам пойдешь? - спросил Антон.

- Н-нет, с н-нянькой! - зло сказал Боря.

- Пошли! - сказал Антон Боре.

- Соколова возьми, - предложил, усмехнувшись, Морошкин, - его Громов шибко уважает. И Карбаса - начальничка.

Захихикал Шкерт, и громко заржал Баланда. Антон пристально посмотрел на Димку, потом на Арсю. Соколов стоял красный, опустив голову, а Арся независимо посматривал на небо.

- Морошкин со мной пойдет, - решительно сказал Антон.

Витька пожал плечами и не спеша направился за Антоном.

Ребята остались ждать, а в каюте Громова Антон пытался объяснить начальнику, что произошло. Витя молчал.

- Какой заяц? - ворчал Афанасий Григорьевич. - Морские зайцы сюда отродясь не заплывали.

- Да вот заяц, - сказал Антон, показав на Борьку.

- Чего вы мне голову морочите? - недоверчиво спросил Громов и посмотрел на Борю. Потом, что-то сообразив, он рявкнул: - Фамилия?

- М-ма-ма-лыгин, - пробормотал Боря.

- Какой Мамалыгин? А-а-а! Малыгин! Та-ак. И куда же я тебя дену?!

- За борт, - невинно сказал Витюня.

Афанасий Григорьевич поперхнулся.

- Слышь ты, умник, - загремел он, - а ну, вон отсюда! И ты, Корабельников, тоже. Без адвокатов разберемся. Навязали вас на мою голову! Марш! И пригласите-ка ко мне комиссара.

Морошкин пошел за Людмилой Сергеевной, а Антон вышел на палубу. Его окружили ребята.

- Ну что? - спросил Саня Пустошный.

- Потом, - отмахнулся Антон. - Кто Кольку видел?

- На корме сидит, - ответил Славка, - грю-юстный, как осенний платан.

- Грустный, говоришь? Ладно, - сказал Антон, - Арся, айда-ко со мной.

- Чего я там не видел? - спросил Арся. - Мне на него и глядеть тошно.

- Пойдем. Я... прошу, - не глядя на Арсю, сказал Антон.

Арся чуть улыбнулся и пошел за ним.

Колька сидел на палубе, привалясь к штабелю накрытых брезентом ящиков.

- Ну, выкладывай! - резко сказал Антон.

- Чего? - осторожно спросил Колька.

- Про Борю и Шняку.

- Да вы чо?

- Брось, мезенский, не крути, - сказал Антон, - и так на ряхе все написано.

- А не продадите?

- Говори! - приказал Антон.

И Карбас рассказал, что Шняку он принес в вещевом мешке.

- Ну и брыкался, рыбья холера, пока я его туда запихивал! - Колька засмеялся.

- А Борю?

- А вот это что хошь делай - чего не знаю, того не знаю, - зачастил Колька, - ей-пра, не знаю!

Антон с сомнением покачал головой.

- Ведь кто-то его спрятал да брезентом прикрыл, - сказал он, - не мог же Борька сам-то. Ну, Шняка ладно, это пес. А ведь у Малыгина мать с ума сойдет.

Димка даже дернулся - это их с Арсей была работа. Он уже открыл было рот, но Арся слегка ударил его локтем в бок.

- А не вы ли тут, братцы, постарались? - подозрительно спросил Антон, поглядывая на Соколова и Гикова.

Соколов сморщился, но промолчал, а Арся насмешливо пожал плечами, и этого Димка понять не мог: что он, Антона боится?

- Ладно, - сказал Антон, - мое дело сторона. Только... - Он не договорил, махнул рукой и отошел от ребят.

...На капитанском мостике стояли Замятин, Громов и Людмила Сергеевна, между ними понурый Боря. Туда же, еле передвигая ноги, поднимался Карбас.

- А мезенского чего туда понесло? - удивился Морошкин.

- Так он же у нас начальство, как-никак, - засмеялся Славка, - с него двойной спрос.

На мостике происходил крупный разговор. Когда он закончился, Громов оперся руками о планшир и громко крикнул вниз:

- Слушать всем! Этого Ма-малыгина с первым встречным судном отправим обратно в Архангельск. Если судна не будет, разберемся с ним, с зайцем этим, в Кармакулах. Найдем и тех, кто ему помогал на "Зубатке" спрятаться. - Он помолчал, а потом ткнул пальцем в сторону понурого Кольки. - А этого за то, что собаку приволок, с бригадиров смещаю. Бригадиром будет Корабельников. Всё! А ты, - обернулся он к Боре, - ступай на камбуз, скажи коку, чтоб тебя на довольствие поставил. Вре-мен-но!..

Борька рванулся, но Людмила Сергеевна остановила его.

- Подожди, Борис, - сказала она, - ты хоть понимаешь, как перед матерью и сестренками виноват?

Боря опустил голову.

- Ну, иди, - вздохнула Людмила Сергеевна.

Борька кубарем скатился по трапу.

Афанасий Григорьевич захохотал:

- Ну, герои, чтоб их всех косатка проглотила! Я молодой такой же был. Чего делать-то будем, Пал Петрович?

Замятил задумчиво потер щеку и медленно сказал:

- Я не учитель, не воспитатель. Я моряк и, что с ними делать, не могу сказать. Это уж больше ваша забота.