Юлий Оганисьян - Абд-аль-Кадир Страница 23

Военные действия прекращаются. Власть Абд-аль-Кадира признается во всей Орании, за исключением городов Оран, Мостаганем и Арзев. В эти города эмир направляет своих консулов-укилей. Французский консул находится в Маскаре.

Франция обязуется уважать религию и обычаи алжирцев. Производится обмен пленных и взаимная выдача дезертиров. Обеими сторонами гарантируется свобода торговли. Европейцы могут свободно передвигаться по Алжиру, имея пропуска, подписанные укилем Абд-аль-Кадира и французским представителем.

Этот договор был для 26-летнего эмира большим дипломатическим достижением. Помимо прочего, он открывал Абд-аль-Кадиру путь для утверждения своей власти за пределами Орании, потому что в тексте договора эмир признавался «повелителем правоверных». Благодаря этому он получил правовое основание настаивать на том, что мусульмане, то есть фактически все местные жители, подлежат подчинению его духовной власти, которая в условиях Алжира означала для местного населения и политическую власть.

Сознавая, что в обозримом будущем ему не под силу будет полностью изгнать французов из Алжира, Абд-аль-Кадир стремился найти лучшее из возможных решений проблемы отношений с Францией. В своих представлениях о будущем страны он относился к французским колониям в Алжире примерно так же, как некогда жители Северной Африки относились к финикийским торговым колониям. Английский полковник Ч. Черчилль, написавший в итоге изучения документов и продолжительного личного общения с Абд-аль-Кадиром книгу об эмире, пишет: «Их существо состояло в том, чтобы он был признан правителем Алжира: французы же продолжали бы жить с его молчаливого согласия на окраинах империи, извлекая выгоды из торговли с его подданными».

Совершенно в ином смысле истолковывала договор и его возможные последствия французская сторона. Генерал Демишель представил дело так, будто он своими военными успехами принудил Абд-аль-Кадира заключить мир и что эмир признал верховную власть Франции в Алжире. В донесении французскому министерству иностранных дел генерал писал: «Должен уведомить вас о покорении Орании, наиболее значительной и воинственной провинции регентства. Это большое достижение является результатом преимуществ, достигнутых благодаря боевым действиям моих войск».

Однако генералу не поверили: выгоды, полученные Абд-аль-Кадиром по условиям договора, были слишком очевидны. Хотя король утвердил договор, правящие круги Франции остались крайне недовольны исходом договоров с эмиром. В январе 1835 года Демишель был отозван, его место в Оране занял генерал Трезель, убежденный сторонник продолжения воины до победного конца. Незадолго до этого в Алжир был назначен новый губернатор — генерал Друэ д’Эрлон. Согласно королевскому указу Алжир начинают именовать «французскими владениями на севере Африки», а не «бывшим регентством», как в прошлом, и, таким образом, жители Алжира формально обращаются во французских подданных, что открывает путь к расширению завоеваний.

Новый губернатор спешит предупредить Абд-аль-Кадира, чтобы он не обольщался надеждами на расширение своих владений.

«И хотел бы, — пишет д’Эрлон эмиру, — чтобы Вы отдавали себе отчет в том, что юрисдикция генерала Демишеля ограничивалась лишь пределами провинций. Оран и что он не имел никакого права обсуждать какие-либо условия соглашения относительно остальной части страны, Даже в случае самого широкого толкования договора, заключенного между Ради и им в феврале 1834 года, Вы не можете выдвигать никакие претензии на земли, находящиеся за границами провинции Оран».

Трезель настаивает на возобновлении войны с тем, чтобы помешать эмиру укрепиться в прежних своих владениях и захватить новые. Однако осторожный д’Эрлон, памятуя о неудачах своих предшественников, воздерживается от обострения отношений с Абд-аль-Кадиром. Он предпочитает собраться с силами и выждать удобный момент для начала войны.

Абд-аль-Кадир тем временем осуществляет свои замыслы, успокаивая французов посланиями насчет своей верности условиям договора и настаивая на собственном истолковании этих условий. Он направляет к губернатору посланца с письмом, в котором как о само собой разумеющемся сообщает о своем намерении навести порядок на территориях, не занятых французами.

«Каид Милуд ибн-Араш, — пишет эмир, — известит Вас относительно состояния наших дел. Я поручил ему заверить Вас в том, что мы лишь хотим найти наилучший способ для установления спокойствия во всех местностях, приморских и внутренних, вдоль побережья между Алжиром и Ораном и в глубине страны от Тлемсена и Маскары до Медеи и Милианы».

Д’Эрлон возмущен. Он требует заключения нового договора, который бы заставил эмира признать суверенитет французского короля и отказаться от притязаний на господство в Алжире. Французские офицеры доставляют Абд-аль-Кадиру проект такого соглашения. Эмир тепло принимает посланцев, не проявляя, однако, никакого интереса к новым предложениям. Он приглашает их совершить с ним поездку по стране, искусно используя её для того, чтобы показать колеблющимся племенам что французы — его союзники, одобряющие его политику и что шейхам не остается ничего иного, как признать его власть. По возвращении из поездки эмир предлагает послам губернатора свои условия мирного договора, в которых нет и намека на признание зависимости от Франции.

Прежний договор, не основанный на единстве взглядов, установил лишь шаткое перемирие. Борьба фактически продолжалась, вылившись в дипломатическую войну. А на войне как на войне: интересы противника в расчет не берутся. Каждая сторона стремилась использовать перемирие в собственных целях.

Продолжая переговоры с французами, Абд-аль-Кадир одновременно расширял свой владения. Его войска перешли реку Шелиф и заняли провинцию Титтери. Эмир назначил халифами своих людей в главные города провинции — Медею и Милиану, где до этого правили турки. Генерал Трезель предложил в ответ захватить столицу эмира Маскару. Но губернатор, не надеясь на свой силы, не решился на это. К тому же Абд-аль-Кадир поспешил уверить его в своей готовности начать новые переговоры. Ему был нужен мир с чужеземцами, чтобы окончательна подчинить Соотечественников. Внутри страны нарастала волна племенных бунтов, грозивших опрокинуть не утвердившуюся еще государственную власть эмира.

Не переводя дыхания

Эта внутренняя война давалась Абд-аль-Кадиру не менее трудно, чем борьба против французов. И победы и поражения в этой войне имели одинаково горький привкус, потому что в любом случае приходилось сражаться со своими земляками и единоверцами. Но это только одна сторона дела. Самое трудное заключалось в том, что обе войны были между собой в прямой связи; Одна война обуславливала другую.