Дмитрий Бобров - Записки военнопленного Страница 23

— Встать! Суд идёт! — возвестила секретарь и вошла Жданова. На её щеках алел румянец.

Следуя процедуре, Жданова проверила явку подсудимых, свидетелей и адвокатов; убедившись, что все участники процесса на местах объявила о начале судебного заседания; известила о выделении дела в отношении Дмитрий Баталова в отдельное судопроизводство и дала слово стороне обвинения.

Встал толстощёкий как земляная жаба прокурор Бундин и начал зачитывать многостраничный текст обвинительного заключения — монотонное произведение канцелярского жанра. Американский писатель Фолкнер любивший сочинять предложения по триста и более слов мог бы позавидовать создателю этого «шедевра». Бесконечное перечисление злодеяний «Шульц-88» соперничало с таковым на Нюрнбергском процессе, и когда спустя сорок минут гособвинитель закончил собравшиеся казались оглушёнными. Эффект достигался массированным выбросом бездоказательных утверждений густо приправленных многократно повторяемыми описаниями экзекуции Гаспаряна. Слушая прокурора можно было предположить о летальном исходе нападения, — так были сгущены краски, но медицинская экспертиза, зафиксировавшая мелкие ссадины опровергала напрашивающееся умозаключение. Помимо инцидента на «Пушкинской», прокурор поведал о сотнях организованных мною расправах над инородцами — более чем претенциозное утверждение. Ведь кроме драки на «Пушкинской» другие насильственные акции «Шульц-88» на суде не рассматривались и по уголовному делу не вменялись. Поэтому прокурорское словоблудие воспринималось попыткой замаскировать политический характер процесса, придав ему вид справедливого возмездия убийцам-скинхэдам.

По окончании выступления Бундина судья задала вопрос о признании вины. Полностью признал себя виновным Мадюдин, категорически отверг обвинение Вострокнутов, а остальные ребята признали вину частично. Они согласились с избиением Гаспаряна, но отрицали участие в экстремистском сообществе. Мне же при выборе из двух вариантов ответа — «да» или «нет», ничего не оставалось, как выбрать третий. — Я отказываюсь выражать своё мнение по поводу предъявленного обвинения, — произнёс я, вызвав непонимание судьи. Мной руководило стремление выйти за рамки навязанных правил, оставаясь на позициях наблюдателя. Я не собирался ни публично раскаиваться, ни отпираться, решил по большей мере молчать, обращаясь к суду только в связи с нарушением прав и законов. Моей задачей было показать, что судебный театр основан на беззаконии и на полицейской силе государства растоптавшей человеческое достоинство, справедливость и свободу.

Открылось судебное следствие, начинаемое обыкновенно допросом подсудимых. Прокурор спрашивал, подтверждает ли подсудимый показания данные следователю, а после задавал дополнительные вопросы. Если допрашиваемый не признавал прошлые показания, — а такое случалось, — Бундин руководствуясь УПК, всё равно настаивал на их оглашении и протоколы допросов зачитывались и принимались к сведению суда вне зависимости от того, подтверждает их допрашиваемый или нет. С первых произнесённых слов Бундин показал себя виртуозом допроса: без видимого напряжения он извергал десятки чётко сформулированных вопросов детально раскрывающих интересующие обвинения обстоятельства; стиль прокурорского допроса отличался тщательной основательностью призванной обнажить все аспекты, связанные с делом и исключить играющие на руку защите недосказанности. С невольным удовольствием я наблюдал за тем, как ни на минуту не теряя атакующего напора, гособвинитель ведёт психологические словесные поединки с допрашиваемыми, играючи загоняет их в угол, лишает эмоционального равновесия. Корректный, говорящий с лёгким налётом интеллигентности Бундин умел особой постановкой вопроса резко смутить человека, привести в замешательство и, укрепляя успех довести до настоящей паники. Лучше с ним не связываться, — решил я.

Неторопливое действо судебного следствия протекало с целеустремлённой необратимостью. Прокурор уверенно и непринуждённо дирижировал представлением, и по мановению его руки вставали и говорили люди, и каждое записанное секретарём процесса слово становилось достоянием истории. Плелась паутина слов, мягко щёлкали клавиши компьютера, и было странно вот так вот сидеть на скамье подсудимых и слушать бесхитростные рассказы, как будто подводящие итоги трёхлетней деятельности «Шульц-88». Вызываемые прокурором тени прошлого одна за другой появлялись из небытия и колонками текста ложились на стенограмму протокола.

От дачи показаний я отказался, и всё же допрашивая подсудимых, а позже — свидетелей, Бундин не забывал каждый раз меня спрашивать, подтверждаю ли я их слова. Это изрядно нервировало — я был вынужден постоянно вставать, повторяя набившую оскомину фразу: «Я отказываюсь отвечать на вопрос».

В общем и целом результаты допроса подсудимых произвели на меня благоприятное впечатление. Дотошность Бундина послужила хорошую службу: сам того не желая, он разрушал стройную версию обвинения, вскрывая многие противоречия между запротоколированными показаниями и реальным положение дел. Широко разрекламированные средствами массовой информации Шульцы на поверку оказались обычными подростками, ничем не хуже своих сверстников. Ореол отъявленных негодяев им не подходил, приклеенные пропагандой ярлыки бесчеловечных преступников отпадали. Виновность подсудимых не вызывала сомнений, однако тяжесть вины уменьшалась на глазах, обвинение теряло значительность. Преувеличенно негативный образ Ш-88 со страниц газет и протоколов развеивался на судебном заседании.

Незаметно пробежали три часа. Перед допросом свидетелей милосердная Жданова обратила внимание на мои до сих пор скованные опухшие руки и попросила конвоиров снять наручники. Конвоиры отказались, сказав, что не имеют права меня расковывать, но после получасового перерыва расстегнули стальные браслеты.

Единственным на сегодня допрошенным свидетелем стал Георгий Бойко. Это был его звёздный час. Безвестный опер три года назад принявший миссию по уничтожению «питерской скин-группировки № 1» пожинал плоды рук своих. Бритоголовые сидели на скамье подсудимых, а Бойко, светясь лучами славы, предавался приятным воспоминаниям о проделанной работе. И судье, и обвинению, и защите, и лично мне, и всем собравшимся было интересно его слушать; живая речь оперативника воспринималась куда проще неудобоваримых формул обвинительного заключения.

— Допрашивается свидетель Бойко Георгий Владимирович, 1974 года рождения, работающий старшим оперуполномоченным в 18 отделении УБОП. Свидетелю разъяснена ст.56 УПК РФ, а также свидетель предупреждён об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний, в соответствии со ст. ст.307 и 308 УПК РФ, о чём взята расписка, которая приобщена к делу.