Михаил каратаев-крачевский - БЕЛОГВАРДЕЙЦЫ НА БАЛКАНАХ Страница 23

— Возьми ему, Миша, лопатой на караул, — громко сказал мой закадычный друг Вася Смирнов, стоявший сзади.

Арнольд круто повернулся и бросил на него испепеляющий взгляд, но ничего больше не сказал и ушел с поля.

Этот инцидент произвел на всех тяжелое впечатление. Дело пошло вяло. Излишне чувствительный Земсков, считая, что Арнольд бросил работу по его вине, в порядке самонаказания вечером тоже нас покинул. На следующий день заболел Кедрин, у него был сильный жар и болело горло, надо было вести его домой, что и для остальных послужило поводом к уходу. Не без труда вырвав у хозяина плату за сделанное и обещав прислать ему новых рабочих, мы возвратились в казарму.

У Кедрина оказалась ангина. Но, осмотрев его, наш училищный доктор, Павел Константинович Лебедев, нашел ухудшение и в легких. Затем принялся выстукивать и выслушивать меня и двух других легочников, все более при этом хмурясь. Закончив, молча зашагал по комнате из угла в угол, потом внезапно остановился и сказал:

— Ну вот что, господа: при таком образе жизни все санаторские достижения пойдут у вас насмарку и дело может обернуться совсем погано. Надо что-то предпринять, и тут я вижу только одну возможность: за нами в казарменном лазарете оставлена палата, и мы имеем право на паек для четырех госпитальных больных. Таковых у нас пока нет, занимайте-ка вы эти места и живите там до наступления лета, по крайней мере, будете спать в тепле и нормально питаться, без необходимости мерзнуть и мокнуть на обреште. К сожалению, это все, что я могу для вас сделать.

Но и это была отнюдь не малость. Ведь, по существу, никто из нас на положение госпитального больного претендовать не мог, и, если бы на месте этого гуманного и благородного врача сидел какой-нибудь формалист или сухарь, каких много повсюду, я сейчас, полвека спустя, едва ли писал бы эти строки. Троим из нас доктор Лебедев сохранил жизнь, а четвертый, Кедрин, умер года три спустя.

Калугерово

В двенадцати километрах от нашего городка, возле маленькой железнодорожной станции Калугерово, находился цементный завод, для которого добывался гипс в расположенном поблизости открытом карьере. Об этом мы знали давно, и кое-кто из сергиевцев попытался там устроиться сразу же после окончания училища. На самом заводе был небольшой и постоянный штат рабочих — туда никого из русских не приняли, а на гипсовый карьер человек десять взяли. Но проработали они там недолго, ибо условия были отвратительные: десятичасовой рабочий день, причем разработка велась на совершенно открытой местности, все время под палящими лучами солнца, а воды поблизости не было — ее откуда-то издалека подвозили на вьючном осле, но в количестве далеко не достаточном, и рабочие постоянно томились от жажды. Надзиратель, одноглазый болгарин, грубый и злой, как носорог, кричал и штрафовал за всякий пустяк; работа оплачивалась поденно и очень низко, да еще вдобавок при первой же выплате почти всех обсчитали. Вследствие этого все наши оттуда со скандалом ушли, и больше никто из русских на Калугерово не совался.

Но теперь, едва миновали холода и повсюду началось весеннее оживление, в казарму нежданно-негаданно явился представитель цементного завода и сообщил, что сейчас возле Калугерова пустили в ход второй гипсовый карьер, для которого требуется еще несколько десятков рабочих. Русским будет предоставлен отдельный барак и кухня для приготовления пищи, а если их наберется больше тридцати человек, то завод будет им по общей ставке оплачивать и “готвача” (кашевара). Питьевой воды гарантируется достаточное количество, а заработная плата всем, кто работал в прошлом году, будет по семьдесят пять левов в день, новичкам же — в зависимости от оценки надзирателя, но не меньше шестидесяти пяти.

— А надзирателем будет, конечно, одноглазый дьявол? — спросил кто-то из “прошлогодних”.

— Нет, он остался на старом карьере, а на новом поставлен бай (у болгарских крестьян добавлялось к имени пожилых и почтенных людей, вроде русского “дядя”) Койчо.

Этот ответ успокоил скептиков: Койчо в минувшем году был помощником Одноглазого, и все его знали как человека спокойного и справедливого.

В казарме к этому времени скопилось много безработных сергиевцев и кубанцев, все они за зиму по уши влезли в долги, которые теперь надо было отрабатывать. В эту пору года получить какую-нибудь работу в селах было еще трудно, поиски ее, даже при удаче, отняли бы немало времени, а тут, на Калугерово, можно было начинать сразу же. Платили, правда, неважно, но зато работа была постоянной и к тому же обеспечивала возможность жить всем вместе. В итоге этих соображений желающих отправиться на разработку гипса нашлось сорок восемь человек, в том числе даже несколько штаб-офицеров. Сборы были недолги. В тот же день после обеда мы выехали поездом и час спустя были уже на месте.

Верстах в трех от железнодорожной станции, на пологом косогоре, покрытом кустарником и редкими деревьями, стояли два дощатых барака, каждый вместимостью человек на пятьдесят, — один из них предоставили нам, а в другом жили рабочие-болгары, приехавшие на заработки из северных провинций. Чуть в стороне ютился небольшой сарай, в котором хранились инструменты, и возле него примитивная, открытая кухонька. Самый карьер, где добывался гипс, находился на версту дальше. Внизу, у подножия косогора, протекал довольно широкий ручей с хорошей водой, а по другую его сторону, не далее полукилометра, разбросалось село Асеново.

В бараке по обе стороны узкого прохода тянулись двухъярусные нары, на которых мы расположились с нашим немудреным скарбом. Окна отсутствовали, но днем внутри было достаточно светло, так как стены изобиловали щелями и дырами, а вечерами зажигался керосиновый фонарь. Крыша протекала сравнительно умеренно, что позволяло во время дождя устроиться так, чтобы никого не поливало. В общем, все было бы терпимо, если бы не огромное количество клопов, которые гнездились в стенах и в нарах.

Нужно сказать, что клопы в Болгарии так же вездесущи и неистребимы, как муравьи в Южной Америке, но человеку они докучают стократ больше, ибо ночами от них нет никакого спасения. В этой стране ни одного жилья — будь то городской особняк, деревенский домишко или одиноко стоящая в лесу хижина — без клопов не существует. Они есть — или, во всяком случае, в мое время были — в любой гостинице, в вагонах и в залах ожидания железнодорожных станций, в школьных партах, в конторской мебели и даже в нежилых помещениях. Более того, и под открытым небом, если вы ляжете сравнительно недалеко от дома, они вас быстро найдут. Все ухищрения и методы борьбы с ними бессильны, — в казарме мы применяли кипяток, керосин, нафталин, полынь и всевозможные патентованные снадобья, выжигали клопов паяльными лампами, ставили ножки кроватей в банки с водой, — все было тщетно.