Пьер Клостерман - Большое шоу. Вторая мировая глазами французского летчика Страница 23

Мое сердце замерло. Потеряв голову, я потянул на себя ручку управления, ища защиты у облаков, мрачно и угрюмо плывущих почти в 2500 футах от меня. Земля уже не защищала меня, и за несколько секунд, в течение которых продолжался мой подъем, в меня попали пять раз: один снаряд пробил левый элерон, три пули — руль высоты и еще один снаряд — одну из лопастей винта. Никогда не была столь желанной прохлада полых, сырых, наполненных дождем облаков. Около минуты у меня ушло на то, чтобы пройти сквозь слой облаков, и я неожиданно оказался залит солнечным светом, обливаясь потом, словно при пробуждении от ночного кошмара. Голубое небо, солнце отражались в море облаков, проходящих подо мной, — наконец-то я вернулся в прекрасный и утешительный мир.

Я осторожно проверил органы управления. У элерона были расколоты петли, и он держался лишь на нитке алюминия. Покрытие верхней поверхности крыльев сморщилось, словно кусок папиросной бумаги, и сквозь трещины краски был виден сверкающий металл.

Сдавленный хвост-триммер висел на ручке управления.

Вернувшись в Детлинг, я выполнил поистине сенсационную посадку — два или три сильнейших подскока, которые мне пришлось испытать во всей силе. Несколькими минутами раньше уже приземлился Кен, полностью использовав свой самолет в процессе операции; его шасси, вдавленные пулей, не смогли выйти, и ему пришлось приземлиться на «пузо». Позднее, когда мы произвели «посмертное вскрытие» наших самолетов, Кен обнаружил, что невзорвавшийся снаряд раздробил один из его магнето на осколки и прошел сквозь одну из выхлопных труб.

Мой старый «LO-D» будет в доке неделю. Кроме поврежденных органов управления, тремя снарядами был пробит фюзеляж возле оконных стекол. Пуля срикошетировала об одну из кислородных бутылок. В ретроспективе у меня был отличный бой в том смысле, что если бы снаряд точно пробил ту бутылку, то взрыв газа превратил бы меня в свет и тепло.

Скиталец над Францией

Половина шестого. Звонок будильника вырвал меня из кровати. Боже, как же было холодно! Я выглянул из-за затемняющих штор — низкие облака, потолок менее чем 2000 футов и какой ветер! Он гудел снаружи в телеграфных проводах, и каждый порыв ветра открывал 20 дверей в нашей казарме.

Я зажег сигарету и включил свет. Том и Дэнни, с которыми я делил комнату, спали. Я поспешно надел пару пуловеров поверх моей пижамы, кожаный жилет, походное обмундирование, две пары длинных шерстяных чулок и летные ботинки, в которые я всунул свою карту.

В ночи неясно вырисовывался темный бетонный корпус оперативного пункта. Я едва слышал реплики, вызывающие колебание кондиционируемого воздуха в подземных помещениях. Как только я прошел сквозь тяжелые металлические двери, после страшного холода снаружи я почувствовал себя так, как если бы погрузился в восхитительно теплую паровую ванну. Комната, освещенная ртутными лампами, напоминала сцену из другого мира.

Дежурного сержанта застали отвечающим на десятки несмолкающих телефонных звонков. Он вручил мне метеорологическое сообщение и инструкции начальника ПВО района. Стопроцентная облачность на высоте 4000 футов. Ветер над уровнем моря 320° при скорости 35 миль в час; на высоте 5000 футов — 50 миль в час. Видимость умеренная, падает до 500 ярдов в ливне. С 8.40 до 8.50 на нулевой высоте 12 «тайфунов» должны совершить самолетовылет в район Чартреса. Плевое дело, если бы не ветер.

Я разбудил остальную бригаду. Кен и Брюс были в порядке, а Жак начал нудить как дьявол. Я встряхнул его. Спустя пять минут мы уже пришли к отряду самолетов. По пути проверили закрепление наших больших 250-литровых дополнительных баков, подвешенных, словно бомбы, между двумя радиаторами «спитфайров». Механики лежали на земле, работая при свете фонарей типа «летучая мышь».

— Вылет ровно в восемь часов! — крикнул им Кен.

Было 7.25 — как раз время пойти выпить чашку кофе и съесть несколько бисквитов. Время завтрака наступит, когда мы вернемся, — если мы все же вернемся. Сгрудившись вокруг жалкой печки, Жак, Дамбрел и я слушали Кена, который с картой в руке давал нам указания:

— Мы пересечем французское побережье, летя либо по приборам, либо над облаками, затем полетим низко до Амииса. Повернем налево и будем барражировать в районах Сент-Квентина и Нойона, после чего вернемся назад на высоте 13 000 футов. Таким образом, у нас будет неплохой шанс перехватить низко летающие транспортные самолеты. Придерживайтесь линейного построения, сохраняя приблизительно расстояние в 100 ярдов между самолетами; если измените курс, то пересекайте слева направо. Если случится ввязаться в потасовку, то каждый надеется на себя. Первый, кто заметит цель, сообщает остальным и возглавляет атаку.

7.50. Захлестнутые нашими надувными спасательными жилетами, нагруженными яликом, а также парашютом, мы с трудом с помощью механиков забрались в кабины. От моего дыхания ветровое стекло кабины сразу же покрылось изморозью. Я включил радио, фотопулемет, карбюратор, приемник давления, нагревательные приборы с гироскопом и устраняющее лед оборудование. Мои пальцы онемели в трех парах перчаток — шелковых, шерстяных и кожаных — из-за довольно профессиональной канители со всеми крохотными кнопочками на панели управления.

7.55. Я проверил, хорошо ли отрегулировано зеркало. Проверил защелки предохранителей орудий. Все в полной готовности. Взгляд на Кена.

— Добро.

— Контакт.

Жалобный вой стартера. Один цилиндр загорелся, затем еще два. Я начал неистово качать насосом, и двигатели сразу заработали.

Было все еще очень темно, и розовато-лиловые вспышки выхлопных газов из двигателя осветили снег. Было 8.02. Аэронавигационные огни включены, крыло к крылу, мы взлетели сквозь черные, пугающие облака.

Мы поднялись над Каналом на высоту 13 000 футов над толстым слоем кучевых облаков. Сразу же выстроились в боевой порядок. Полная тишина в радио. Несмотря на обледенение, мы переключились на наши дополнительные баки без каких-либо проблем. В приближающейся утренней заре облака были окаймлены светом.

Немецкая радиолокационная станция обнаружения, вероятно, засекла нас. В наших наушниках пошли обычные в таких случаях раздражающие радарные помехи, усиливавшиеся с каждым потоком луча. Неожиданно Брюс Дамбрел покачал своими крыльями и повернул домой. На мгновение его крылья очертили безупречный овал в тусклом небе, но я заметил тонкую белую струйку, выходящую из радиатора. Гликоль вытекает. Одним самолетом меньше. Теоретически один из нас должен прикрывать его над морем, но если бы мы сделали это, нам пришлось бы вернуться на базу, не завершив нашу работу.