Александр Пресняков - Над волнами Балтики Страница 23

После посадки на КП не пошел. Там, посмотрев на меня, сразу бы обо всем догадались. С аэродрома по телефону доложил капитану Ковелю, что принял решение вернуться из-за недостатка темного времени. Когда добрел до землянки, зрение снова улучшилось, но переносица ныла и голова буквально раскалывалась. Однако уснул моментально, и после отдыха самочувствие вошло в норму.

"7 ноября. 24-я годовщина Великого Октября!

У нас на дворе бушует метель, из землянки носа не высунешь, а в Москве состоялся военный парад, и войска прямо с Красной площади направились в бой на защиту столицы.

В передаче по радио Левитан своим выразительным голосом донес до нас несгибаемую волю тех, кто сегодня у Мавзолея вождя дал священную клятву народу и партии: победить или умереть.

Радиосообщение мы слушали молча. Наверное, каждому вспомнились праздничные ноябрьские дни, заполненные ликованием многолюдных демонстраций, улыбками друзей, шутками, ярким сиянием уличных иллюминаций...

Кажется, все это было только вчера. А сегодня перед нами противник германский фашизм, и его гигантская военная машина еще не сломлена.

На нашем фронте положение все более осложняется. Враг упорно продвигается к Волховстрою. Вчера и позавчера мы бомбили скопления его войск в районе деревень Влоя, Хотово, Вындин-Остров, Зеленец. Экипаж Павла Колесника удачно отбомбился по железнодорожному эшелону с боеприпасами. После ударов Гончаренко, Блинова и Кудряшова возникли большие пожары.

За эти две ночи мой экипаж сделал еще девять вылетов. Несмотря на огромное напряжение, мое самочувствие было нормальным. Шум в ушах иногда усиливался, но голова не болела".

"9 ноября. Фашисты ворвались в Тихвин и перерезали последнюю железнодорожную магистраль, по которой из Вологды к Ладоге поступали грузы для Ленинграда. Теперь и мы почти в окружении".

"10 ноября. Обстановка на фронте так осложнилась, что ночью, несмотря на метель, мы бомбили фашистов, и командующий 54-й армией объявил нам свою благодарность..."

Мы только закончили ужинать, как вбежавший посыльный передал приказание всем экипажам прибыть на КП.

Ночной бор встретил нас какой-то особенной, сказочной тишиной. Дувший до этого резкий порывистый ветер утих, но снегопад продолжался, и погода пока оставалась нелетной. Поэтому неожиданный вызов был непонятее и породил неприятное чувство тревожного недоумения.

В просторном помещении командного пункта мы сразу заметили незнакомца. Его добротный армейский полушубок и тупоносые серые валенки выглядели на КП необычно и невольно приковывали наше внимание. Тихо переговариваясь с майором Банановым, незнакомец слегка покачивался на широко расставленных ногах, как бы разминаясь после длительного сидения. Чуть в стороне, внимательно вслушиваясь в разговор, стояли комиссар и начальник штаба.

Не дожидаясь команды, мы построились по экипажам, и командир эскадрильи представил нам командующего 54-й армией генерала Федюнинского.

Сняв с головы ушанку, генерал шагнул к строю. Выше среднего роста, смуглолицый, черноволосый, с густыми вразлет бровями, он долго глядел на нас темными строгими глазами, будто пытался проникнуть к нам в душу, прочитать наши мысли, познать наши чувства.

- Скажу вам начистоту, товарищи летчики, положение наше неважное, проговорил он негромко. Враг у Гостинополья, в тринадцати километрах от Волховстроя. Пробиваясь по левому берегу реки Волхов, он наносит главный удар в направлении станции Званка, с последующим его развитием в сторону Новой Ладоги. Фашисты рвутся вперед, так как выход на ладожский берег сулит им быстрый захват Ленинграда и высвобождение огромного количества сил для развертывания на московское направление. От нас зависит судьба Ленинграда, и мы должны совершить невозможное: устоять и отбросить врага от Ладоги. Пехота дерется за каждую пядь земли. Сегодня ей очень нужна поддержка. Солдат должен чувствовать, видеть, что он не один, что рядом плечом к плечу стоят наши летчики. Сейчас погода нелетная, но наш долг, наша совесть требуют свершения подвига. Того, кто согласен лететь добровольно, я попрошу выйти из строя.

Командующий умолк, и в тот же момент весь строй сделал шаг вперед. Исполненный без команды, но четко, по-строевому, он гулким ударом разрубил возникшую тишину, как бы заполнил тревожную паузу...

* * *

Над аэродромом стоит разноголосый гул прогреваемых моторов. Около самолетов снуют механики, техники, оружейники. Одни торопливо подкатывают бомбы, снаряжают взрыватели, укладывают патронные ленты. Другие осматривают механизмы, проверяют заправку, счищают снег с крыльев. Каждый занят своим делом. Несмотря на непогоду, кипит напряженная фронтовая жизнь.

Тут же, в стартовом домике, командир дает нам последние указания:

- Каждому вылетать по готовности. Бомбить только при полной уверенности, что избранная цель - это противник. Для предотвращения столкновений бортовые навигационные огни выключать кратковременно, при выполнении противозенитного маневра. Для выхода на аэродром использовать свет посадочного прожектора, луч которого будет периодически направляться в зенит.

...И вот мы в воздухе. После пролета последнего светового ориентира перехожу на пилотирование по приборам. Высунувшись из кабины, Голенков наклоняется то вправо, то влево. Чувствую - он ищет землю. Но густая снежная пелена окружает машину со всех сторон. Поняв безнадежность этих попыток, он перестает суетиться и усаживается на сиденье. Я тоже пока не волнуюсь. В таком снегопаде можно увидеть только освещенные объекты: пожары, прожекторы, фары автомобилей, вспышки орудийных выстрелов, трассы пуль и снарядов, а они будут там, у линии фронта.

Вдруг Голенков поднимает руку, что означает "внимание". Опустив ее, он указывает направление: немного правее курса. Действительно, там появилось какое-то серое пятнышко. Но мне нельзя долго всматриваться, отвлекаться от пилотажных приборов. Высота всего двести метров. Малейшее упущение, и мы врежемся в землю. По мере сближения пятно увеличивается, становится красноватым. Небольшим доворотом привожу его в поле зрения. Конечно, это пожар. Не костер, не включенные фары автомашины, а только огромный огненный факел может выглядеть в снегопаде вот таким багрово-серым пятном. А пламя становится ярче и ярче. Теперь уже различимы горящие здания.

- Фронт! - кричит Петр, заглядывая в мою кабину.

- Не торопись делать вывод! Деревня, возможно, наша. Подожжена артиллерией. Не отбомбись по своим!

Еще минута - и мы почти над пожаром. Разбушевавшееся пламя буквально пожирает деревенские строения. Горящая крыша огромного сарая проваливается на наших глазах. Вместе с огненными языками в небо вздымаются снопы ярких искр.