Сандрин Филлипетти - Стендаль Страница 23

Он упорно занимает себя разными видами деятельности — вторая половина дня у него всегда в делах, но и не без удовольствий: чашечка кофе в кафе «Харди» или «Фуа», читальный кабинет в Пале-Рояле, прогулки, театр, визиты… Как принято было говорить, ранее полуночи он никогда не бывает у себя. И день за днем он занят расшифровкой оттенков настроения графини Дарю, вкладывая в это занятие одержимость энтомолога. Так, сегодня он различает в ней нежный интерес к себе; завтра находит в ней лишь проявления дружбы. Ему кажется, что ее взгляд оживляется в его присутствии; вот ее щеки покрываются нежным румянцем, что свидетельствует о скрываемом чувстве… Ему чудится, что она ищет случая взять его за руку… Он теряется в самых невероятных предположениях… 1 июня он приобрел модный кабриолет и печати со своими инициалами — он уверен, что теперь-то обладает подлинным достоинством, которое непременно должно внушать уважение всем, — и не удержался, чтобы не продемонстрировать все это перед кузеном Марсиалем.

10 мая 1810 года граф де Сессак, высокопоставленный чиновник Военной администрации, официальным письмом призвал его к исполнению служебных обязанностей: «Уведомляю Вас, месье, что мною решено направить Вас в 19-й военный дивизион для выполнения Ваших обязанностей под началом г-на Шарма, распорядительного комиссара 19-го дивизиона, — в соответствии с настоящими и будущими законами и правилами. Я предписываю Вам отправиться в Лион, к месту Вашего назначения, где г-н Шарма представит Вас и даст Вам инструкции по выполнению Вами должностных обязанностей. Настоящее письмо, о получении которого Вы мне сообщите, будет служить Вам официальным документом». Теперь Анри уже трудно уклоняться от военной службы. Он старается заручиться поддержкой Пьера Дарю, чтобы избежать этого «наряда», но тот не желает обращаться с просьбами и быть обязанным чиновнику-графу, к которому не питает никакого уважения. Ответ кузена Пьера был категоричен: «Выпутывайтесь сами из этой ерунды».

Рискуя вызвать гнев своего начальства, Анри взял на себя ответственность за неподчинение. Лион и распорядительный комиссар господин Шарма обойдутся без него. Он расслабляется в минеральной воде бань Альбер, отдыхает и с аппетитом ест на пикнике в Эрменонвиле; в театре засыпает на «Мизантропе» и развлекается пустячной, но хорошо написанной пьеской Флери, наслаждается «Свадьбой Фигаро»; поднимается на Вандомскую колонну — «единственное действительно прекрасное сооружение в городе, которое уже завершено». В его литературных вкусах произошли некоторые изменения. Так, он охладел к Корнелю и Расину: «…На каждом шагу я нахожу у них ошибки». То же и с Жаном Жаком Руссо: «…Если бы он сумел удержаться от своей несчастной педантичности, то мог бы стать Моцартом французского языка, но имел бы гораздо большее влияние на людские сердца, чем Моцарт». Он с восторгом открывает для себя Тассо: теперь тот занимает место рядом с самыми любимыми его авторами.

Чувства удовольствия и хандры поочередно сменяются в нем — от последней он избавляется лишь посредством сильной физической усталости или усиленных умственных занятий. На него периодически находят приступы ностальгии — его сердце «слишком полно воспоминаний об островах Борромео». Его распорядок дня почти всегда один и тот же: «…Утром читаю какую-нибудь книгу чувствительного содержания; к трем часам дня — несколько обязательных визитов; затем обед — спокойный, дорогой и с удовольствием; вечер — с любезными или любимыми женщинами; бегу как от огня от мужских разговоров, от тщеславия и горечи этой жизни. Это плавное течение жизни нарушается три-четыре раза в неделю некоторыми визитами. Если вечером я не послушаю какую-нибудь хорошую оперу-буфф — для промывания души, — то презрение к людям, которым я наношу визиты, иногда вызывает во мне тоску, и тогда я глубоко задумываюсь над человеческой природой. Когда же я пишу, мой ум занят тем, чтобы как можно точнее выразить мысль, и это не оставляет мне возможности страдать из-за уродства описываемого образца».

10 июня он присутствовал в Отель-де-Виле на торжестве по случаю брака Наполеона с Марией-Луизой Австрийской — «празднике, ничего не давшем для души». Благодаря графине Дарю, он был допущен в тронный зал: «Людей было немного, и почти все — с лентами орденов всех стран мира, за исключением ордена Подвязки, я думаю. У меня было время рассмотреть всех этих персон: разные степени ничтожества и достоинства, разные виды высокомерия». Его раздражает педантичная тяжеловесность Камбасереса; он находит, что у начальника охраны вид пустой и глупый. И все же через две недели опять присутствует на официальной церемонии — праздновании в честь императорской гвардии в Военной школе — и на сей раз жалуется, что зал был «набит битком проклятыми буржуа, чьи рассуждения было невыносимо слышать».

3 июля Анри вновь принимается за своего «Летелье». Есть и еще один прожект: будучи сам ценителем искусств, он сетует на то, что познания его современников в искусствах содержат много белых пятен, и предполагает написать небольшой том, содержащий жизнеописания художников, музыкантов, литераторов, которых, по его мнению, знать необходимо каждому. Он с головой уходит в эту работу. Единственное, чего не хватает ему для полного довольства жизнью, — это любовницы, с которой он мог бы приятно завершать свои вечера. Что может быть лучше, чем обсуждать свои честолюбивые замыслы с тонко чувствующей молодой женщиной?

«С моим образом жизни и моей благопристойностью, к тому же подчеркнутой наличием кабриолета, коляски, лошадей и прочего добра, я мог бы легко завести любовницу-простушку, но лень мешает мне предпринять нужные для этого усилия. Чтобы я мог получать удовольствие от общения с женщиной, ничто не должно рассеивать те иллюзии, которые я себе создал на ее счет. При первой же пошлой мысли, которую я обнаружу в моей гризетке, — я, с моим характером, велю ей надеть платье и уходить — чтобы глаза мои ее больше не видели».

Что бы он ни говорил, а расходов у него и без любовницы слишком много. Чего стоят только его книги и внушительный гардероб! В нынешнем его положении предпочтительнее продолжать фантазировать на тему маловероятной любовной связи с Александриной Дарю — хотя она «не понимает музыки» и «чертовски мало романтичности и меланхолии в ее сердце». Но все эти критические замечания не умеряют его вздохов в ее адрес; он снова сопровождает ее — на сей раз в придворный театр в Сен-Клу.

6 июля Анри Бейль вместе с огромной толпой присутствовал на церемонии в церкви Инвалидов, где покоились останки маршала Ланна, герцога Монтебелло. Маршал умер в мае 1809 года от ран, полученных в битве под Эсслингом: ядро раздробило ему правое бедро и левое колено — обе ноги пришлось ампутировать. Тело умершего было мумифицировано в Шёнбрунне, когда процесс разложения уже начался, и затем помещено в саркофаг. Теперь его останки должны были быть перенесены в Пантеон.