Михаил Лаптев - Костер рябины красной Страница 23

Именно в те дни раздобыла себе Фаина красноармейскую шинель и дала себе клятву — не снимать ее вплоть до самой победы. Потому что не сомневалась в победе. Только не знала в ту пору, что шинель сгорит от горячего чугуна.

В сердце, в мозгу Фаины Шаргуновой жил, не давал покоя голос, который с непонятным вздохом облегчения сказал ей в конце июня сорок первого:

— Ну, Фаина, пора. Твой час! Принимай печь.

Кто именно сказал ей эти слова? Но разве имело какое-нибудь значение теперь, кто сказал? Разве это был не сам голос времени? И она вздохнула с облегчением, поняв, что пришел ее час, и надо быть достойной этого часа.

Теперь точно уже не вспомнить, как она попала на эту бабью, что ли, вечеринку. Подвыпив, пели «Рябинушку».

Но нельзя рябинеК дубу перебраться.Видно, сиротинеВек одной качаться…

Ольга обняла Фаину и заплакала. Вот уже третий месяц Ольга не получала писем от мужа-фронтовика.

— Хорошо тебе, Фелька, одна ты! — кричала она почти в голос. — А мой-то не пи-ише-ет. Эх!.. Поди, там с другой связался.

— Что ты, Ольга, опомнись, — одернула ее подружка Лида. — По краю смерти ходит твой Федор… Жив ли еще?

— Эх, вот она — жизня! — кричала Ольга. — Кому война, кому забавушка одна…

Ольга была та самая Оля — красивые коровьи глаза. Она тоже давно жила в городе. Теперь уже отцветала, располнела, но мужчины липли к ней, как мухи к сладкой отраве. Фаине известно было, что с мужем Ольга жила не очень-то дружно, однако росли у них двое детей. Работала Ольга нормировщицей в конторе, как и ее подружка Лида. Были они всегда вместе, вместе и теперь гуляли.

Ольга подлила вина Фаине и себе, проливая на клеенку красную липкую жидкость.

— Давай выпьем с тобой, Фаина, за горькую нашу бабью долю. Хорошо, что пришла, не побрезговала нами…

— Чего городишь-то? Какая такая горькая доля? Гордиться тебе надо. Федор твой Родину защищает, воюет, а ты — «горькая доля».

Ольга вдруг обиделась. Слезы у нее высохли, лицо зло перекосилось.

— Конечно, чего тебе печалиться? Одна, небось, не пропадешь… Эх! До чего же ты знаменитая стала, Фелька. Где нам-то до тебя! Твой портрет вон все газеты рисуют, как раскрасавицу какую… А мы — люди простые, незаметные, некрасивые… Грешные мы, видать, вот оно что. Эх! А ты у нас вроде святой! Монашка!.. Ха-ха-ха! Днем монашишь…

— Перестань, Ольга, — Лида подошла к ним и увела от Фаины подругу к себе, на другой конец стола. Ольга выпила рюмку, ткнулась лицом в ладошки и беззвучно заплакала.

Фаина посидела еще немного, поблагодарила за угощение и ушла.

Да, Ольга сказала правду. После того как Фаина начала работать старшим горновым, ее портрет обошел многие центральные газеты. Корреспонденты писали по-разному: одни выпячивали сам факт — дескать, заменила мужчину, ушедшего на фронт. Другие насыщали свои произведения восторженными восклицаниями: героическая женщина, дочь своего времени и т. п.

А Лукьян Кузьмич, между прочим, ушел вовсе не на фронт. Его перевели на другую домну, где дела шли из рук вон плохо. Бежали люди с той домны куда глаза глядят.

К работе Шаргунова относилась истово, к доменной печи обращалась с почтением, как к живому существу. Приходя утром на полусуточную изнуряющую смену, мысленно произносила:

— Здравствуй, железная свекровушка. Не подведи, милая…

На третий день войны в городской газете Магнитогорска было опубликовано письмо Зикеевой, муж которой ушел на фронт. Той самой Зикеевой, о которой так много писала ей Галима. Галима, научившая Фельку в раннем детстве любить рдяные ягоды рябины, любить их всю жизнь. Вскоре письмо Зикеевой перепечатали многие газеты. Она писала:

«В этот час тяжелых испытаний для страны снова встаю на вахту к мартеновской печи. Пусть сталь, которую я варю, могучей лавиной обрушится на голову зарвавшихся фашистских разбойников. Я призываю женщин Магнитки и всех женщин Советского Союза идти на производство. Нам надо заменить наших мужей и товарищей, идущих в ряды доблестной Красной Армии».

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Пришло и такое время, когда главный врач Михаил Васильевич Дорогавцев решил, что Фаине можно читать письма, которые шли с фронта в ее адрес и задерживались сначала в регистратуре, а потом на столе главврача.

«Комсомольская правда» и другие центральные, да и местные газеты много писали о ней. Эти заметки, очерки, статьи, фотографии перепечатывались и во фронтовых газетах. На письмах-треугольниках, на конвертах были обратные адреса, состоящие из номера военно-полевой почты да фамилий отправителей. Нередко в конвертах были фотографии. Маленькие, любительские, не очень отчетливые карточки. Матрос. Пехотинец. Танкист. Летчик.

Она читала письма одно за другим.

«Письмо знатной уральской стахановке Фаине Шаргуновой. От комсомольского коллектива N-ской части, полевая почта 06757.

Дорогая тов. Шаргунова!

Шлем Вам фронтовой комсомольский привет. Мы знаем, что Вы работаете старшим горновым… Вами гордятся все уральцы и все металлурги Советского Союза. Гордимся и мы, фронтовики, Вашей работой по выплавке металла для производства танков.

На этих танках мы будем громить фашистских захватчиков до полного уничтожения.

Желаем Вам еще наилучших успехов в Вашей работе и всему вашему коллективу от всего комсомольского коллектива нашей части. Мы, фронтовики, прочитав Ваше письмо, хотим иметь тесную связь между Вами и нами. Ждем от Вас ответа на наше письмо.

«Привет с ДВКА! Здравствуй, Фаина!

Просматривая очередной номер газеты «Комсомольская правда», мы увидели фотоснимок, на котором Вы были засняты в момент работы.

Мы, земляки-тагильчане, находимся на защите дальневосточных границ, гордимся Вами, славной патриоткой нашей Родины. Вы в дни Великой Отечественной войны освоили профессию металлурга и даете десятки тонн сверхпланового металла для ускорения победы над немецко-фашистскими захватчиками.

Мы, находясь на защите границ цветущего Дальнего Востока, прилагаем все силы для быстрейшего разгрома врага.

Желаем вам, Фаина, успешной работы, выплавки еще больше сверхплановой стали для наших заводов, которые дадут для фронта еще больше танков, самолетов, пулеметов, пушек, винтовок. Возможно, найдете минуту свободного времени написать пару слов.