Людмила Бояджиева - Житие и страсть Жоржа Сименона Страница 23

Однажды в честь северного сияния Дениз решила устроить праздник. Тижи так же была в отъезде, а гувернантка мышкой сидела в своей комнате — она уже знала, что поведение хозяина не отличается сдержанностью.

— Что если мы отпразднуем это восхитительное природное явление с размахом? — предложила Дениз, загадочно сверкая глазами. — У тебя есть здесь фрак?

— Разумеется, есть. Но к чему мне фрак в этой глуши?

— А шампанское?

— Вряд ли.

— Пустяки, мы закажем его в ресторане. Тогда ступай, сделай заказ в ресторан, пусть привезут поскорее. И переодевайся, а я устрою тебе сюрприз.

Пока он заказывал шампанское, облачался в крахмальную сорочку, возился с воротничком и запонками, Дениз готовила сюрприз. Двери отворились, и она явилась в платье моды 1900 годов и сделала реверанс.

Жорж оторопел: Дениз одела платье «Бовари», которое Тижи еще до войны заказала у Жанни Ланвен.

Ди церемонно протянула кавалеру руку, и они спустились в гостиную, освещенную свечами. Шампанское, еще шампанское! В небе за окном переливались бегущие радуги сияния, превращая снежное великолепие в заколдованное царство.

Она включила патефон, тихо зазвучало «Kiss me once And kiss me twice…»

— Поцелуй меня! — Ди прильнула к нему и, не размыкая губ, они начали танцевать. Глубокое декольте волновало его — ведь уже были выпиты три бутылки шампанского. Жорж поднял подол ее платья, но Дениз вырвалась.

— Еще рано. Выпьем за северное сияние! А теперь закрой глаза…И, пожалуйста, не подглядывай.

Она сменила пластинку. Зазвучало страстное «Besa me mucho». Когда Жорж обернулся, Дениз стояла голая на столе и раскачивалась под музыку. Танец с бокалом шампанского длился довольно долго, ее движения становились все более волнующими. Наконец, дрожа всем телом, Дениз села к нему на колени и страстно прижалась…

Был шестой час утра, когда они ушли в свою комнату. Платье «Бовари заняло свое место в шкафу. Тижи не узнает об этом, пока не прочтет книгу воспоминаний Сименона, со спокойной откровенностью, как само собой разумеющееся, описавшего довольно странные отношения со своими женщинами. И эту ночь и многие другие, доставившие ему, очевидно, жгучее наслаждение.

8

Ревность к прошлому Дениз, ее опытности, мучила Жоржа, а ее развращенность возбуждала. Он хотел видеть простенькую, застенчивую девочку без макияжа с наивными деревенскими косами. Но распалялся именно тогда, когда Дениз становилась похожей на шлюху.

Сименон лукавит перед самим собой: он делает все, что бы освободить Дениз от ее прошлого, не желая понимать, что даже косы не изменят порочной сути этой женщины. Той самой страстной необузданности, которая покорила его и держала, словно на привязи. От намеков на ее романы с многочисленными развратниками Жорж сходил с ума.

Однажды он потребовал от Дениз избавиться от связки любовных писем так бережно хранимых в специальном ларце.

— Неси их сюда! Пора уничтожить твое прошлое! — Он подбросил в камин поленья.

— Прочти, и ты поймешь все, — она протянула ему пачку писем, перевязанных голубой ленточкой.

— Но… — Жорж отдернул протянутую руку. — Это не этично.

— Глупости. Ты же не чужой.

Искушение боролось со щепетильностью. В конце–концов он начал читать и остановиться не мог — одно, другое, третье — бурные излияния страсти, воспоминания о блаженных минутах свиданий, признания в любви…

Все связи Дениз, несмотря на романтический флер, были кратковременными. Жорж с ужасом понял из писем, что однажды Дениз даже имитировала беременность, чтобы взять у любовника деньги на аборт.

— Гадость! В камин все! — он машинально вытер руки. — Все это отвратительно, как ты сама не понимаешь! Тебе следовало самой давным–давно уничтожить улики мерзкой жизни!

Она беззвучно плакала, прижимая к груди листки. Жорж читал:

«…Вчера я провел с тобой незабываемую ночь. Ты самая страстная женщина, которую я знаю…»

— В огонь! — вырвав у нее письма, он швырнул их в камин.

Дениз сотрясали рыдания. Но он решил идти до конца, ощущая себя зкзерсистом, изгоняющим дьявола.

— Ты еще говорила о фотографии, которую заказала специально для потомков. Где она?

Дениз протянула ему портрет — молодая, с парикмахерской прической женщина, картинно расположилась в покрытом ковром кресле. Белое атласное платье струилось к ее ногам. Типичная героиня его первых романов «для горничных»

— Ты такой хочешь быть? — взревел Жорж. — Какая пошлость!

— Мне было двадцать лет! Я мечтала о театре. Дома меня звали «Дива».

— Не путай игру с жизнью. Это опасно, милая моя. В огонь!

— Ты злой, Жорж. — кулачками она утирала слезы.

Он швырнул фото в камин и все остальные письма из любовного и семейного архива Дениз, и следил, как пламя сжирало их. Для двадцати пяти лет у нее была слишком богатая биография.

На следующий день он повез Ди к Саксу — в один из самых фишенебельных магазинов Нью — Йорка на Пятой авеню. И лично закупил Дениз новый гардероб — все — от туфель до белья. Сименон знал, что выбирать: только так должна одеваться леди из высшего общества: дорого, консервативно, не броско.

— Свои вещи отдашь горничной. Теперь мы покончили с прошлым. У тебя, моя милая, теперь другая жизнь. Другие вкусы. Другая мораль.

Притихшая, она сидела в такси и было не понятно, что за выражение застыло на бледненьком, не тронутым косметикой, лице. Горевала или торжествовала?

9

«За всю мою жизнь мне никогда не приходила мысль играть роль Пигмалиона при женщине, какой бы она ни была, ибо я слишком уважаю человеческую личность… Еще будучи совсем молодым, я видел так много жизней, оборвавшихся трагически, что спрашивал себя, почему для «починки» человеческих судеб не существует аналога врачей, которые трудятся над излечением наших болезней? В одном из своих «Мегрэ» я написал слова «выпрямитель судеб», наделив моего комиссара тем же смутным устремлением, что и самого себя. Не оно ли в первую мою встречу с Ди породило во мне ту страсть, которую я еще не переживал, и которая меня озадачивала?

Я считал, что Ди чувствует себя слабой, беззащитной без всякой опоры, раздираемой противоречивыми желаниями, и это, наверное, объясняло сменяющие друг друга роли, которые она играла, меняясь каждый час так же, как актриса с одинаковой убедительностью переходит от одной героини к другой. Какой–то страх заставлял ее прятаться под разными масками.

Я не хотел ее изменить. А лишь стремился избавить от фальшивых наслоений подлинную Ди. Прав я был? Или не прав? Во всяком случае, я был искренен, но понятие «выпрямитель судеб» не годилось. Цель была более скромная: я хотел помочь Ди вновь обрести свою подлинную личность, ту личность, которую извратило множество случайных мужчин, чрезмерное количество более или менее безумных вечеринок, обилие выпитого виски»