Валентин Пруссаков - Оккультный мессия и его Рейх Страница 24

К несчастью для фюрера (может быть, и к несчастью для британской империи), бразды правления в Англии взял Уинстон Черчилль, решивший бороться до конца. В чем причина подобной непримиримости? Была ли она продиктована истинно английскими интересами? Ряд историков, в том числе, например, Дэвид Ирвинг, утверждает, что Черчилль, находившийся лично в сильной зависимости от еврейских финансистов, проводил политику в интересах мирового сионизма.

Получив отказ из Лондона, Гитлер стал размышлять над перспективами вторжения «на этот маленький остров». Но особого энтузиазма к проекту обуздания Англии он не испытывал. Поистине, не лежала у него душа к этому. Да и вообще: остров маленький, но попробуй его занять! Несмотря на то, что германская армия в 1940 г. была значительно сильнее английской, имелись определенные трудности в переброске ее через канал: неизбежно пришлось бы столкнуться с прославленным британским флотом. Единственное возможное решение: разбомбить английские суда с воздуха. Но и это представлялось нелегким делом: королевские военно-воздушные силы проявили огромное мужество и выдержку в боях с немецким Люфтваффе.

Попытка вторжения в Англию так никогда, и не была предпринята. Почему? Чаще всего это объясняют тем, что Гитлер испытывал своего рода водобоязнь. «На земле я – герой, – якобы сказал он одному фельдмаршалу, – а вот на воде – просто настоящий трус».

Имеется и другое, более чем странное объяснение, впервые высказанное Джеральдом Гарднером в книге «Современное колдовство».

«Английские колдуны особой ворожбой остановили его от вторжения. Они встретились и совместными усилиями направили в мозг Гитлера мысль: „Ты не можешь пересечь море. Ты не можешь пересечь море. Не можешь приземлиться...“ Я не утверждаю, что они остановили Гитлера. Я лишь говорю: такая церемония была проведена. и хотя все было готово к вторжению, он никогда не сделал даже попытки. Колдуны сказали мне, что более ста лет назад их предки внушили ту же идею Наполеону Бонапарту».

Можно, конечно, при желании и похихикать над колдунами, но факт тот, что вопреки публичным обещаниям «наказать английского врага», фюрер постепенно утратил всякий интерес к планам оккупации Англии. Вместо этого он довольствовался эпизодическими ночными бомбежками и рейдами подводных лодок в Атлантике против британских торговых судов.

10 мая 1941 г. произошло сенсационное событие, поразившее весь мир: Рудольф Гесс, один из ближайших и вернейших соратников Гитлера и его заместитель по партии, сел в одноместный «Мессершмит-110» и полетел в Шотландию. Приземлившись, Гесс попросил местного фермера отвести его в дом герцога Гамильтонского, с которым он встречался в 1936 г. На следующий день, увидевшись с герцогом, незваный гость заявил, что «фюрер... желает остановить кровопролитие».

Знал ли заранее «любимый Адольф» о полете в Англию того, кто в течение долгих лет был его послушной тенью? Большинство историков дают отрицательный ответ и придерживаются мнения, что Гесс совершил вояж по собственной инициативе. Весьма правдоподобно выглядит информация, сообщаемая Альбертом Шпеером в его воспоминаниях «Внутри Третьего Рейха»:

«...25 лет спустя в тюрьме Шпандау Гесс уверял меня со всей серьезностью, что идею полета внушили ему сверхъестественные силы. Он говорил, что вовсе не намеревался противодействовать планам Гитлера. „Мы гарантируем Англии сохранение ее империи; в обмен на это она поможет нам в нашей борьбе в Европе“. С таким посланием он отправился в Англию... Надо сказать, что подобного рода мысли возникали у Гитлера раньше, и он время от времени возвращался к ним в течение войны».

Явно смущенный историей с Гессом, Гитлер объявил на весь мир, что его заместитель сошел с ума, и лишил своего старейшего товарища высокого поста. Заместителем фюрера по партии был назначен активный партиец Мартин Борман.

Постепенно шумиха вокруг полета Гесса стала стихать, и Гитлер вплотную занялся подготовкой похода на Восток против «нового друга и союзника» – СССР.

Почему он, одолевший легко и быстро почти всю Европу, принял это роковое решение? Ведь никому из западных завоевателей никогда не удавалось победить Россию. В «Завещании Адольфа Гитлера» – записях, сделанных им уже в бункере под грохот русской артиллерии, он сам дает следующее объяснение:

«Наиважнейшее решение, принятое мною в ходе этой войны – атаковать Россию. Я всегда считал, что мы должны любой ценой избегать войны на два фронта, и можете не сомневаться, я долго размышлял над судьбой Наполеона и его испытаниями в России. Почему, в таком случае, можете спросить, эта война против России и почему в это время?

Мы уже оставили всякую надежду покончить войну посредством успешной оккупации Британии. Кроме того, эта страна, предводительствуемая ее дурацкими лидерами, отказалась бы признать нашу гегемонию в Европе до тех пор, пока на континенте существовала великая деожава, Фундаментально враждебная Третьему Рейху. Война тогда бы могла затянуться надолго, война, в которую, помимо британцев, вступили бы активно и американцы. Фактор военного потенциала Соединенных Штатов, наращивание вооружения у нас и у наших врагов, близость английского берега – все это делало крайне невыгодным для нас вести затяжную войну. Время, заметьте, всегда время, работало против нас. Для того, чтобы убедить Британию свернуться, чтобы вынудить ее заключить мир, было необходимым лишить ее надежды противостоять нам на континенте вместе с противником, чья мощь равнялась нашей собственной. У нас не было выбора, мы должны были любой ценой выбить русский элемент из европейского баланса сил. У нас была и другая причина: смертельная угроза, которую Россия представляла нашему существованию. Мы были абсолютно убеждены в том, что неизбежно наступит день, когда она ударит по нам.

Наш единственный шанс одолеть Россию заключался в том, чтобы взять инициативу в свои руки, ибо вести оборонную войну являлось непрактичным...

Почему 1941? Принимая во внимание постоянно увеличивавшуюся силу наших западных врагов, мы должны были действовать безотлагательно. Сталин тоже не сидел сложа руки. На двух фронтах время было против нас. Реальный вопрос не „почему уже 22 июня 1941 г.“, но скорее: „почему еще не раньше?“ Если бы не трудности, созданные нам итальянцами с их идиотской кампанией в Греции, я атаковал бы Россию на несколько недель раньше. Для нас основная проблема была в том, чтобы сдерживать русских как можно дольше, ибо лично я опасался того, что Сталин мог перехватить инициативу.

Другая причина: Россия задерживала поставку крайне необходимого нам сырья. Вопреки обязательствам с их стороны, эти поставки с каждым днем замедлялись, и была опасность, что однажды они совсем прекратятся. Если русские не желали давать нам того, что обязались по договору, нам ничего не оставалось, как пойти и получить необходимое силой. Я пришел к такому решению немедленно после визита Молотова в ноябре, когда мне стало ясно, что рано или поздно Сталин оставит нас и перейдет на сторону врага. Не стоило ли потратить время на более тщательную подготовку? Нет, ибо в этом случае мы упустили бы инициативу; короткая передышка могла бы обойтись очень дорого. Нам пришлось бы подчиниться советскому шантажу относительно Финляндии, Румынии, Болгарии и Турции. Мы не могли этого допустить. Третий Рейх – защитник и покровитель Европы, не мог принести эти дружественные страны на алтарь коммунизма. Подобное поведение было бы бесчестным, и нас следовало бы покарать за него. Как с моральной, так и со стратегической точки зрения, это было бы плачевным гамбитом. Война с Россией стала неизбежной, что бы мы ни делали. Откладывать ее означало лишь одно – сражаться в еще менее благоприятных условиях.