Базыр Вампилов - От Алари до Вьетнама Страница 24

— Это пятьдесят восьмой? — спросил я, кивая в сторону проходившего мимо окон поезда.

— Да, — подтвердил полковник.

— Тогда я требую, — обратился я снова к нему, — чтобы вы разрешили мне занять провода для переговоров с союзным командованием.

— Сейчас, — ответил полковник и, поговорив опять с кем-то по телефону, кивнул в знак согласия головой, написал несколько слов на клочке бумаги и передал его мне.

— Идите, говорите.

Я взял записку и, не попрощавшись, вышел вместе со своими товарищами из вагона.

По предъявлении записки дежурному по станции чеху меня сразу же привели на телеграф.

Задержавшись у двери, я подозвал к себе Угроватова и отдал распоряжение, чтобы тот не спускал глаз с вагона, в котором должен быть Колчак.

В помещении телеграфа было пусто. Дежурный телеграфист Лапин при нашем появлении встал и удивленно посмотрел на меня.

— Вот, — указал рукой на меня чех, — он должен передать телеграмму. Полковник разрешает.

Телеграфист, ни слова не говоря, подошел к аппарату, а я, достав из полевой сумки карандаш и бумагу, написал следующую телеграмму:

„Всем, всем, всем начальникам партизанских отрядов и рабочих дружин по линии Зима — Иркутск. 13 января в Зиму с поездом „58-БИС“ в чешском офицерском вагоне прибыл Колчак. На мое требование о выдаче Колчака комендант станции Зима чешский полковник Ваня отказался его выдать. Случае прорыва Колчака через Зиму примите меры его задержанию Иркутске.

Командующий Зиминским фронтом Новокшонов”{29}.

Телеграфист приступил к передаче телеграммы по всей линии.

В это время в комнату вошел Угроватов и, отозвав меня в сторону, шепотом сообщил, что вокруг вагона, за которым я поручил следить, чехи выставляют усиленную охрану.

— Не спускай с этого вагона глаз и передай об этом же Соседко и в случае, если из него будет кто выходить, немедленно докладывай, — повторил я прежнее приказание.

Угроватов ушел, а я, подойдя к телеграфисту, стал дожидаться окончания передачи телеграммы, и, когда тот, обернувшись, вопросительно посмотрел па меня, я сказал:

— Вызовите со станции Иркутск к аппарату комиссара Франции.

Вслушиваясь в мерное постукивание телеграфного ключа, я вдруг вспомнил, что совершенно позабыл договориться с полковником Ваня о задержке Колчака впредь до окончания переговоров с Иркутском, и, подойдя к чеху, попросил его соединить меня по телефону с полковником.

Разговор с полковником был очень короток. Он заявил мне, что и так нарушает данные ему приказания относительно Колчака и никак не может согласиться на задержку поезда, так как эта задержка может продолжаться очень долго… В конце концов мы сговорились на том, что до окончания моих переговоров с генералом Жаненом{30} и командующим войсками политцентра в Иркутске поезд с Колчаком отправлен не будет и что все мои разговоры будут передаваться чехом, которому он тут же отдал соответствующее распоряжение…

По сообщениям товарища Веселкова я знал, что чехи значительно преувеличивают силы не только 5-го Зиминского, но и вообще всех партизанских отрядов, но это обстоятельство, конечно, ни в какой мере не могло быть причиной такого миролюбивого поведения, какое было проявлено полковником Ваня в вопросе о Колчаке. Очевидно, было что-то другое, но что — в тот момент для меня было неясно.

Только позднее я понял, что иначе поступать они не могли. Красная Армия, взявшая в это время Омск, стремительно продвигалась на восток, угрожая в случае какой бы то ни было задержки чехов смять их арьергардные части.

Чешское командование в тот момент прекрасно учитывало это Обстоятельство и поэтому не могло открыть борьбу с партизанами, гак как это задержало бы эвакуацию и поставило бы под удар их войска.

— у аппарата генерал Жанен, — прервал мои думы обернувшийся телеграфист. Я со стулом придвинулся к аппарату.

— Передайте, — наклонился я к телеграфисту, — что с генералом Жаненом говорит командующий Зиминеким фронтом красных войск Новокшонов.

Телеграфист стал передавать сказанное мной, но не прошло и полминуты, как с аппаратом случилось что-то неладное.

— Перебивают, — сказал он и, пропустив ленту, прочитал на ной: — „С красными вообще не разговариваю. Жанен“.

— Тогда вызывайте командующего войсками политцентра, — отдал я распоряжение.

— От нас непосредственно нельзя, — ответил телеграфист. — Придется со станции Иркутск посылать посыльного.

— Что же, пусть посылают.

Было около часа ночи, когда к аппарату подошел командующий войсками Иркутского политцентра штабс-капитан Калашников, которому я передал следующую телеграмму:

„Сегодня в Зиму в чешском эшелоне прибыл Колчак. Генерал Жанен на требование выдать его мне отказался разговаривать. Прошу переговорить с союзным командованием о выдаче его моему отряду“.

— Приказываю, — через несколько минут передавал ответ на мою телеграмму Калашников, — пропустить Колчака до Иркутска, меры к задержанию его в Иркутске приняты.

Не доверяя политцентру, в который тогда входили эсеры Мерхалевы, я ответил:

— Политцентру не доверяю. Требую выдачи в Зиме. Буду эвакуировать в Балаганск в распоряжение Зверева.

— Зверев в Иркутске. Вопрос с ним согласован, — сообщил Калашников.

— Пусть он передаст об этом сам, — потребовал я.

— Обождите, посылаю за ним.

Дежурный по станции чех весь мой разговор передавал по телефону полковнику Ваня…

Зверев прибыл па станцию в 1 час 45 минут, и я сразу же повторил весь мой разговор с Калашниковым.

— Для тебя это невозможно. У тебя не хватит сил для борьбы с чехами, — передал Зверев. — В Иркутске примем меры. Пропусти.

— Хорошо, — ответил я. — Согласуй вопрос о посадке моих партизан в вагон к Колчаку. — И когда через 15 минут мне было передано, что с Колчаком можно послать не более одного партизана, я, сообщив об этом полковнику Ваня, потребовал показать мне Колчака.

Ваня ответил на требование минут через десять, разрешив посмотреть Колчака только при условии, если я сниму оружие и пойду в сопровождении двух чешских офицеров.

Посоветовавшись с Соседко и Угроватовым, я передал полковнику Ваня, что согласен идти к Колчаку без оружия, и попросил его выслать чешских офицеров для сопровождения, а Соседко приказал, что в случае, если я не вернусь из вагона через 15 минут, он немедленно должен сообщить об этом Уразметову и Доброму Дню, которые находились в квартире Трифонова.

Подойдя в сопровождении двух чешских офицеров к двери купе, в котором был Колчак, я постучал.