Владислав Лебедько - Хроники российской Саньясы. Том 2 Страница 24

С этим любопытством, с этим живым интересом я попал в армию, где меня научили очень многому из того, что нехорошо, и потом, выйдя уже из армии, я вдруг понял, что это нехорошо можно повернуть так, чтобы наоборот, всем было хорошо. Попытался это сделать, увидел первые результаты и начал уже планомерно и серьезно работать и искать Знания.

В: Что вы имели в виду, говоря: «в армии меня научили очень многому из того, что нехорошо»?

Г: Система подготовки.

В: Вы имеете в виду такие вещи, как армейская дисциплина?

Г: Нет. Это вещи, типа того, — как спать в снегу, как без всякой обуви бежать по заснеженной целине. Это понимание о системе выживания. О помощи и антипомощи, если так можно сказать. Армия направлена на противостояние и то, чему там учат, направлено кому-то во вред. А то же самое, но только со знаком плюс можно прилагать для помощи людям.

Потом я работал (небольшая часть текста пропущена на диктофоне). Некоторое время я у этих ребят вызывал интерес, как нечто среднее между шаманом и гуру. Им было непонятно, потому что их руководители относились ко мне с большим уважением. Я года три у них проработал, потому что знал, что это дает мне некоторую относительную свободу, что в Советское время было непросто. На долгий срок я нигде не задерживался, а всегда возвращался в маленькую больничку, где работал с детьми. Иногда меня опять кто-то упрашивал поработать где-то еще, да и наставники говорили, что необходимо там-то побыть, с тем-то поработать…

Одно время я считал, что те, кто работают в государственном аппарате, должны иметь ясные и светлые головы, потому что как же иначе управлять такой огромной страной. Когда я обмолвился об этом наставнику, на меня так прищурясь посмотрели и сказали: — «Знаешь, а ти ведь дурак! Ти должен обязательно там поработать!» И меня направили прямо в это гнездо. Это было нечто, но когда потом меня пригласили работать в четвертое управление, я наотрез отказался, потому что мне гораздо приятнее работать с детьми в грязной больнице с обшарпанными стенами, но я не буду лечить от ожирения мозги этакого нелюдя, который считает, что под его ногами народ — это пена, грязь, быдло, которое мешает ему жить, так что от этого нужно постепенно избавляться, — к чему они, собственно, и вели страну.

Так что меня быстро поставили с головы на ноги мои наставники.

В некоторых местах, где я работал, меня самого проверяли, создавали тесты, которые показали бы — не дурю ли я им головы. И под лед меня загоняли и много еще чего… Однажды был случай, когда я работал со спортсменами-баскетболистами. Должен был состояться матч между заведомо слабой и молодой командой и опытными игроками, в числе которых были и Олимпийские чемпионы. Перед матчем я работал с молодой командой. У меня было всего сорок минут. Но результат матча оказался потрясающим. Мои ребята выиграли с перевесом в двадцать очков. У них все получалось: они были быстрее, точнее, согласованнее. Это не случайный результат.

Каждая такая работа сопровождалась выполнением какого-то определенного условия, задания. Что-то я должен был сам прочувствовать, понять. Тоже пример: меня все время задевало, что многие презрительно относились, например, к рефлексотерапии. И вот, я составил рецепт рефлексотерапии и один из игроков, который был скептиком, ушел в коматозное состояние после того, как я просто несколько раз к нему прикоснулся. Я его, конечно, сразу же вывел. Ему стыдно стало за свой скепсис. А мне в свое время показывали, как сделать подобную вещь, вообще не прикасаясь к человеку. Можно все знания повернуть и в минус, и в плюс. Так что то, что я во время обучения записывал, я теперь зашифровал, разбросал и закамуфлировал, чтобы всю систему никто не смог собрать в единое целое. Когда ты видишь все, как единую систему, то становится не по себе. Ты начинаешь понимать, что то, что говорили и делали тысячелетиями, то происходит и сейчас. Человек удивительно сильное и в то же время беззащитное существо.

В: Я хотел бы вернуться к вопросу о вашем обучении и о вашем Пути.

Г: Отчасти, наверное, сыграла в моем жизненном выборе роль наследственности. По линии матери все родственники были религиозными. Дедушка по линии матери был главой баптистской общины целой области на Алтае. Бабушка была руководителем секты, которая отрицала всякое проявление зла и насилия, в том числе и службу в армии. Ее за это постоянно преследовали гэбэшники. Мне было интересно в детстве, в восьми-девятилетнем возрасте слушать разговоры проповедников, которые, переезжая из города в город, останавливались у нас в доме. Они беседовали с моим коммунистически настроенным отцом и очень мягкими и душевными голосами говорили такие вещи, от которых я приходил в недоумение. Я тогда был октябренком, и для меня такие речи были удивительны. Среди прочего я слышал и пророческие вещи, которые действительно впоследствии сбылись. В частности, о том, что коммунистическая власть, просуществовав семьдесят четыре года, сама себя развалит. Это была середина шестидесятых.

Во мне было много наивности. Только в двадцать лет я столкнулся с институтом прописки, и это было для меня неожиданностью. Вообще тогда не только во мне, но и во многих, кто искал Знания, было много наивности и бескорыстия. Один наш общий знакомый, который зарабатывал в Советское время шестьсот рублей, четыреста восемьдесят отдавал только за то, чтобы три раза в неделю посещать занятия у Мастера боевых искусств. Это было нормально. Через некоторое время я начал знакомиться с теми людьми, которые тоже где-то чего-то искали, что-то знали, говорили об одном и том же, только на разных языках. Было удивительно, что, например, поэт, не изучавший то, через что мы проходили, писал о том же самом, причем о глубинной сути того, что мы изучали на себе, на своем опыте. Это тоже наш современник. Когда мы с ним встретились, я сказал ему: — «Судя по этой вашей песне, вы изучали суфизм, судя по этой — были не прочь почитать Успенского», на что он мне ответил: — «Я ничего такого никогда не изучал. Я пишу о том, что я чувствую».

В: Кто этот поэт?

Г: Это московский поэт Лорес. Я считаю, что это наш величайший современник. Он малоизвестен, хотя он какое-то время вел факультет бардов в одном из московских ВУЗов. Его тоже постоянно преследовали в Советские времена. В своих песнях он очень точными и выразительными словами говорил о самом глубоком и сокровенном.

В: Вашими Учителями были китайцы?

Г: Уйгуры. Это были адепты сутры Белого Лотоса.

В: У вас были соученики? Это была какая-то группа?