Дмитрий Володихин - Братья Стругацкие Страница 24

По выражению генерального инспектора Юрковского, все действующие лица повести — «стажеры на службе у будущего». Когда гибнут Юрковский и Крутиков, смерть их выглядит как «триумфальная гибель» эпических героев древности. Тяжелое время, наполненное ампирным духом, умирает с ними. Жилин и Бородин, особенно последний, — отличная смена. Новые люди новой эпохи. Их высокие умственные и душевные качества внушают надежду.

16

Повесть «Стажеры» называют иногда самым идеологическим произведением Стругацких. Наверное, это все же не так: идеологии в оболочке литературного художества более чем достаточно во многих текстах звездного дуэта как до «Стажеров», так и позже. Дело в другом: «Стажеры» несут наиболее мощный заряд советской идеологии. А вот признаков духовной верности советской «системе» с середины 60-х у Стругацких до крайности мало. И будут они либо своего рода «обманкой», успокоительным средством для издателя, либо получат какую-то дополнительную нагрузку, придающую им двойной смысл, — как, например, история бунтаря Араты из «Трудно быть богом» или откровения главного героя «Хищных вещей века» о язвах общества потребления, где он исполнял разведывательную функцию.

Но до «Стажеров» включительно тексты братьев Стругацких действительно насыщены «коммунарством». Герои этих ранних произведений намертво встроены в социализм, они и не помышляют о каком-либо ином будущем — только общая победа коммунистического строя на всей Земле! И когда им приходится участвовать в «соревновании систем», они делают это со всей убежденностью в своей правоте.

Так, например, в кафе «Твой старина Микки Маус» неподалеку от международного ракетодрома происходит разговор между барменом, защищающим достоинства капиталистической системы, вакуум-сварщиком (пока еще не стажером) Юрием Бородиным и космонавтом Иваном Жилиным из экипажа «Тахмасиба».

Бармен заводит спор: «Эти самые грязные бумажки, о которых вы говорите. В вашей сумасшедшей стране всякий знает, что деньги — это грязь. Но у меня в стране всякий знает, что грязь — это, к сожалению, не деньги. Деньги надо добывать! Для этого летают наши пилоты, для этого вербуются наши рабочие. Я старый человек и, наверное, поэтому никак не могу понять, чем измеряется успех и благополучие у вас. Ведь у вас все вверх ногами. А вот у нас все ясно и понятно. Кто сейчас покоритель Ганимеда капитан Эптон? Директор компании „Минералз Лимитэд“. Кто сейчас знаменитый штурман Сайрус Кэмпбелл? Владелец двух крупнейших ресторанов в Нью-Йорке. Конечно, когда-то их знал весь мир, а теперь они в тени, но зато раньше они были слугами и шли туда, куда их пошлют, а сейчас они сами имеют слуг и посылают их, куда захотят. Я тоже не хочу быть слугой. Я тоже хочу быть хозяином».

Жилин его «срезает»: «Кое-чего вы уже достигли, Джойс. Вы не хотите быть слугой. Теперь вам осталась самая малость — перестать хотеть быть господином».

Бородин опрометчиво говорит: «А по-моему, ужасно скучно всю жизнь простоять за стойкой… Работа должна быть интересной». И, далее, сообщает Жилину: «Жалко его. Ну зачем живет человек? Вот накопит он денег, вернется к себе домой. Ну и что дальше?»

Жилин, понятно, приняв сторону вакуум-сварщика, спрашивает Джойса: «Что вы будете делать, когда разбогатеете?»

Тот контратакует: «Я знаю, какого ответа ждет мальчик. Поэтому спрошу я. Мальчик вырастет и станет взрослым мужчиной. Всю жизнь он будет заниматься своей… как это вы говорите… интересной работой. Но вот он состарится и не сможет больше работать. Чем он тогда будет заниматься, этот мальчик?»

Бородин пытается придумать адекватный ответ, но выходит все какая-то ерунда, и сводится она главным образом к тому, что он как-то и не задумывался над этим; ему нравится идея умереть до того, как исчезнет возможность работать.

Из поражения делает победу Жилин: «Хотя мой союзник по молодости лет не сказал ничего умного, но, заметьте, он предпочитает умереть, чем жить вашей старостью. Ему просто никогда в голову не приходило, что он будет делать, когда состарится. А вы, Джойс, об этом думаете всю жизнь. И всю жизнь готовитесь к старости. Так-то, старина Джойс… Вот в этом и разница… И разница, по-моему, не в вашу пользу».

А еще в «Стажерах» будет сцена на Бамберге, где капиталистическое руководство шахты эксплуатирует рабочих в опасных и вредных условиях, фактически гробит их здоровье… Будут и другие детали, помельче. Но суть везде одна: коммунизм побеждает, советские люди побеждают.

До времен позднего Хрущева, надо полагать, у авторов не возникало сомнений, что грядущие века могут далеко развести два принципиально разных идеала будущего: первый — предначертанный стране и миру советским руководством, и второй, живущий в интеллигентской среде. Стругацкие довольно долго видели не два, а именно один идеал. В сущности, они унаследовали этот идеал, даже некий багаж идеалов от отца — особенно Аркадий Натанович. В 1982 году, когда от «коммунарства» в текстах Стругацких не останется даже воспоминаний, когда они вдоволь напробуются жестокого давления со стороны «системы», Аркадий Натанович все-таки скажет: «Я сын своего отца, своего времени, своего народа. Никогда не сомневался в правильности коммунистических идей, хотя я и не член партии. Я впитал их с детства. Позднее, во время учебы и самостоятельно, я познакомился с другими философскими системами. Ни одна из них не удовлетворяет меня так, как коммунизм. Ну и, кроме того, я основываюсь на собственном восприятии жизни. В нашем обществе, несмотря на некоторые недостатки, я вижу то здоровое, святое, если хотите, что делает человека человеком. У нас считается неприличным не работать. А ведь коммунизм — это занятие для всех голов и для всех рук. Коммунизм не представляется мне розовым бытом и самоуспокоенностью. Его будут сотрясать проблемы, которые человек будет решать».

Подобные высказывания не предназначены только для того, чтобы обмануть «систему».

Тут нужна искренняя убежденность: внутри, на самом дне окружающей действительности, какой бы она ни выглядела, лежит драгоценное жемчужное зерно. Пусть грязь закрывает его многослойными напластованиями, пусть ее сияния почти не видно, пусть исказили ее форму царапины, нанесенные в суровые времена, пусть. Зато там, на уровне глубинной сути, сохраняется верная идея… Не случайно осенью 1991 года, уже после августовских событий, в печальной беседе с одним из авторов этой книги — Г. Прашкевичем — Аркадий Натанович скажет: «И все-таки… И все-таки более красивой идеи, чем коммунизм, люди пока не придумали…»