Александр Воронель - Избранные статьи Страница 24

   То есть, упрощать. Несомненно, что это хорошо для понимания действительности. Многие интеллектуалы хорошо ее понимают...

   Хорошо ли это для эффективного воздействия на нее? Непременно ли для такого воздействия необходимо детальное понимание?

   В этом, как раз, можно сомневаться.

   Когда, выехав из России, я впервые посетил США, со мной захотели встретиться люди из РЭНД Корпорэйшн (исследовательская фирма, которая составляет аналитические обзоры для правительства).

   Может быть, они рассчитывали узнать от меня какие-нибудь важные российские секреты?

   Я пошел на встречу, уверенный, как и все советские диссиденты, до и после меня, что, наконец, открою глаза этим жалким, беспомощным либералам, которые спят на краю пропасти, куда вот-вот готов провалиться весь их демократический мир...

   Обе стороны были разочарованы встречей. Оказалось, что мне нечего сообщить об CCCР, чего бы лихие ребята из РЭНД не знали. Обо всех аспектах советской жизни они были осведомлены гораздо лучше меня.

   Я был поражен их осведомленностью и спросил: "Почему же ваш президент ведет себя и высказывается так, будто он ничего об СССР не знает и не понимает?" Вместо ответа эксперт, беседовавший со мной, приоткрыл дверь в соседнюю комнату и крикнул: "Бен, поди-ка сюда! Здесь у нас сидит парень, который верит, что наш Президент, принимая решения и произнося свои речи, считается с нашими отчетами..."

   А с чем же считается президент?!

   Экспертные оценки фактического состояния дел - вроде тех, что дает РЭНД-корпорейшн - лишь один из факторов, и часто не главный, влияющих на принятие ответственного решения.

   Политическая реальность является только наполовину материальной, а более чем наполовину виртуальной, воображаемой и изображаемой (см. Л.Штильман, "22", N152).

   Соподчинение элементов этой действительности не поддается строгому мышлению, прежде всего потому, что в первую очередь приходится учитывать, как раз, полностью нестрогое мышление многомиллионных соучаствующих масс. Это мышление только в исключительно редких случаях определяется волей политических деятелей. Скорее политические деятели сами являются заложниками (а наиболее успешные - даже медиумами) спонтанно сложившихся массовых стереотипов.

   Всякий предмет, приковывающий общественное внимание, всякое

   явление и всякое государственное устройство имеют три разных модуса существования: 1) Что на самом деле. 2) Что люди об этом думают. 3) Что профессиональные оценщики - реклама, масс-медиа или журналисты, критики или эксперты - захотят нам представить. Три эти стороны одного образа редко находятся в гармоническом согласии, и относительный вес его компонент в разных группах людей совершенно разный.

   При современном уровне глобализации мы стоим перед почти непроницаемо вязкой общественно-политической реальностью, в отношении которой любое воздействие может оказаться катастрофическим по своим последствиям. Одновременно, эта топкая трясина бесконечно податлива. Случайный локальный скандал или колебание биржи может изменить весь пасьянс. Политическая реальность в отличие от материальной состоит из совершенно несопоставимых, разнородных элементов, среди которых не только трудно угадать относительную важность каждого, но и невозможно удержать один и тот же расклад на протяжении заметного промежутка времени.

   Согласно одному из сюрреалистических рассказов Борхеса при дворе китайского императора "все животные делятся на: а) принадлежащих Императору, б) набальзамированных, в) прирученных, г) нарисованных кистью, д) сказочных и е) прочих"...

   Подобно этому и политическая действительность состоит из: нераспознаваемых государственных интересов, неотличимых от личных интересов их представителей, случайно закрепившихся словесных штампов, военных возможностей, устоявшихся привычек обывателей, исторических народных обид, доходов коммерческих и масс-медийных компаний, решений судов, повсеместных сознательных и непроизвольных дезинформаций, амбиций должностных лиц и журналистов, случайных недоразумений, зарплаты поденщиков и профессоров, качеств программистов и еще многих, многих прочих реальных и воображаемых элементов...

   Я еще ведь, кажется, не упомянул бесчисленные подкупы, забастовки, посулы и угрозы, колебания биржи, шпионские и воровские аферы, причуды знаменитостей... Судьбы целых народов зависят от капризов голливудских звезд и остроумия телекомментаторов. Какой бы отдельный аспект реальности мы ни выделили, окажется, что в единственном числе он не является решающим, и многие из них вступают в противоречие (или усиливающее взаимодействие) друг с другом...

   60 лет назад при возникновении Израиля мир, казалось, был проще. Нефть была дешевле. Газеты и телевидение были не так влиятельны. Западные обыватели, обнищавшие и напуганные недавней мировой войной, были меньше уверены в себе. Поп-звезды не всегда имели политические предпочтения. Население Израиля было в десять раз меньше и гораздо более однородно. Успехи израильских, да и других демократических, политиков того особого времени ни в какой мере не могут служить примером для сегодняшнего лидера.

   Демократия, как сообщество свободных и ответственных индивидов, какой она мыслилась в Американской Декларации Независимости, не существовала, конечно, и в момент ее провозглашения. Но стремление к ней в значительных группах населения европейских стран присутствовало.

   Однако за прошедшие 200 лет благосостояние свободных стран сильно выросло. Слишком большая часть их населения, будучи освобождена от давящей ежедневной заботы о хлебе и безопасности, может себе позволить не ограниченное ни страхом, ни нуждой, не мотивированное ни классовым, ни расовым стимулом участие в общественных (а равно и антиобщественных) движениях.

   Если в прошлом можно было приблизительно согласиться, что "любовь и голод правят миром", в государствах "всеобщего благосостояния", особенно после успешной сексуальной революции, ничто уже больше миром не правит. Свободный мир стал неуправляем. Политическая жизнь стала не столько полем столкновения интересов социальных слоев, сколько полем столкновения амбиций профессиональных политиков. Моментальный успех стал единственным критерием для лидера. И склонность к компромиссу, иногда и в ущерб здравому смыслу и собственному отдаленному будущему, вошла в регулярную практику этой цивилизации.

   Серьезное отношение ООН к требованиям палестинских организаций, которое в 1947 г. диктовалось условиями назревающей Холодной войны и открывало СССР редкий шанс протянуть руку на Ближний Восток, уже и тогда означало многообещающую уступку требованиям террористов изменить в их пользу европейские критерии. Существовавшие тогда же и в Германии организации беженцев из Судетов, Силезии и Польши в просоветских масс-медиа раздраженно называли "реваншистскими".