Вениамин Вахман - В четыре утра Страница 24

Ведерников судорожно вздохнул.

- Когда разрешите вручить вам рапорт об отставке? - сказал он своим высоким, теперь немного хрипловатым голосом. Вышеславцев покачал головой.

- Комиссар "Гориславы" утверждает, что лучше вас командира у них не было. Он один не верил в то, что вы дезертировали, и требовал детального расследования.

- Федяшин?! - Ведерников был поражен. - Но ведь мы же с ним чуть не на ножах! Он хватался за кобуру!

- Он бы вас и пристрелил, если б счел изменником, - улыбнулся Вышеславцев. - Но вы все же сумели завоевать его доверие. Так что вам придется еще поработать вместе. На "Гориславе" вас ждут. А теперь рассказывайте: что, собственно, произошло?

- Меньше всего я сам понимаю... Здесь, в Кронштадте, служит мой давнишний знакомый, бывший капитан второго ранга, Альфонс де Кутансе. Впрочем, это неполная фамилия. Род его происходит не то из Испании, не то из Португалии. Там принято давать сложные имена и фамилии. Мы никогда не" были особенно близки, во-первых, потому, что Кутансе на двенадцать лет старше меня, а во-вторых, потому, что он большую часть жизни провел за границей в качестве нашего морского агента.

- Агента? - насторожился Лапшин.

- Так прежде называли морского атташе. Насколько я знаю, во время войны он служил в Скандинавии и был посредником между Россией и ее союзниками, Англией и Францией. После революции Кутансе вернулся в Россию, так как его отозвали еще при Керенском. Что он делает в Кронштадте, я как-то не удосужился узнать, но встречались мы два раза. Он заходил ко мне на "Гориславу". И вот тут мы повздорили. Нет, не повздорили, это был глубоко принципиальный разговор. Кутансе в восхищении от английских порядков, от английских нравов. А я знаю и знал всегда, что русские моряки ни в чем не уступают англичанам. Вот один пример: английские минные заграждения ни к черту не годились. Англичане пригласили русских офицеров и унтер-офицеров на помощь, закупили русские мины, и только после этого их заграждения стали опасны для немцев. И еще я твердо верю в то, что наши корабли лучше английских, и наши знания... Вышеславцев кивнул.

- Да... Россия извлекла уроки из неудач японской войны. А англичан, насколько я знаю, их неудачи мало чему научили. Впрочем, продолжайте.

- Так вот, мы разошлись с Кутансе, и я попросил его больше не приходить.

- А больше вы ни о чем не говорили? - спросил Вышеславцев.

Ведерников напряженно сдвинул брови, потер лоб.

- Видите ли, - продолжал он, - на основании этого разговора я, собственно, не мог бы его ни в чем уличить, кроме как в симпатиях к иностранному флоту. Но оттенки... все дело в оттенках. Для меня англичане враги, с которыми мы сейчас воюем. Так же как враги все белые, хотя среди белых есть мои однокашники и бывшие друзья по корпусу. А для Кутансе...

- Для Кутанова, - поправил Вышеславцев. - Теперь он выбрал себе эту фамилию. И он уже не Альфонс, а Александр. Ведерников удивленно посмотрел на Вышеславцева.

- Ну, пусть Кутанов... Так вот, я почувствовал, я как-то это понял, что мои враги - его друзья.

- Правильно, - кивнул Вышеславцев. - Бывший капитан первого ранга Гриневич тоже прекратил знакомство с Кутановым из-за его непатриотических высказываний. Но Кутанов понял это просто как проявление излишней осторожности, так как они беседовали при свидетелях. И Кутанов сделал вторичную попытку еще раз увидеться с Гриневичем и даже попросил устроить ему перевод по службе в отдел штаба, возглавляемый Гриневичем.

Вышеславцев помедлил и добавил: - В отдел, ведающий минными заграждениями... Да, если б Кутанов попал в этот отдел, к нам бы, наверное, пожаловали не катера, а корабли покрупнее. Туманных дней на Балтике много. Хорошо зная проходы, можно рискнуть незаметно пробраться между фортами. Ну, это неосуществленные планы. Но мы уклонились в сторону. Слушаю вас.

- И вот на следующий день, - продолжал Ведерников, - после налета катеров приводят с берега ревизора, молодого человека, не очень умного. Я приглашаю его в каюту, по лиду у него течет кровь, и представьте, этот самый Глинский что-то бормочет про какого-то князя Шемаханского: дескать, это он распорядился увести боны заграждения. Я спросил, кто такой князь Шемаханский, и оказалось, что Глинский так титулует Кутанова. И тут я поступил так, как, по моим понятиям, должен был поступить командир корабля. Арестовал ревизора и отправился в штаб.

- А дальше...

- Дальше произошло невероятное. Человек, непосредственно отвечающий за оборону Кронштадта, выслушав меня, сразу же вызывает каких-то матросов охраны, меня, как напроказившего кадета, запирают в подвал, а к вечеру катером везут в Петроград и запихивают в эту каталажку!

- Замком по морде! - усмехнулся Вышеславцев. - Так это называется?

Но Ведерникову было не до шуток.

- Да, совершенно верно! Как вы угадали? Арестовал меня заместитель командира по морским делам, Венкстрем. А в Петрограде принял под расписку какой-то пьяный тип, по манере разговаривать подражающий гвардейскому грассированию, этакому, знаете, неинтеллигентному растягиванию слов с проглатыванием согласных.

- Авдеев! - выкрикнул Цыганов, сидевший возле двери. - Бывший жандармский ротмистр. Это уже выяснено.

- Видите, какая прелестная компания, - серьезно сказал Вышеславцев. - А догадаться было нетрудно. Кто, кроме человека, люто ненавидящего новые порядки, придумает для себя такое шутовское название своей должности? Для этого надо презирать всех окружающих, надо ни во что не ставить советских работников, надо считать всех профанами. Мы на этого "по морде", ставленника Зиновьева, обратили внимание сразу, как только он прибыл и наклеил на двери своего кабинета собственноручно начертанное название своей должности.

Ведерников выглядел очень утомленным, больным, и Вышеславцеву хотелось поскорее отпустить его. Но предстояло выяснить еще один вопрос.

- Скажите, вы когда-нибудь слышали о таком человеке? Зовут его Яков Захарович, фамилия Лямин, работал он мастером на судостроительном заводе.

Ведерников вдруг начал краснеть. Краснел он мучительно и при этом смущенно улыбался.

- Якова Захаровича я знаю отлично. Только он не просто заводской мастер, он обер-мастер. Он лучший из всех мастеров. Но мне с ним не повезло. Знаете, в классах Морского училища "хорошим тоном" среди мальчишек считалось пренебрежение техникой. Мы, мол, будущие офицеры, наше дело командовать с мостика, а в машине пусть возятся "духи" - машинисты и инженерия офицеры-техники. Механики - это черная кость, до каких бы чинов они ни дослужились, им не дано командовать кораблем. Я по молодости тоже так считал. Но корпусное начальство уже начало смотреть на дело иначе. После русско-японской войны корабли стали сложными инженерными сооружениями, морские офицеры обязаны были приобрести хотя бы самые элементарные технические сведения. Поэтому выпускные экзамены по корабельной архитектуре мы сдавали не в классе, а на заводе, непосредственно на достраивающихся кораблях. Я учился хорошо, умел читать чертежи и рассказывал о "наборе" корабля довольно толково. А потом мы пришли на этот корабль, спустились вниз, и преподаватель попросил сличить чертеж с тем, что мы видим. Я уж не помню почему, от волнения или по какой-нибудь другой причине, но отвечал я, стоя под лампочкой и разглядывая чертеж. И преподаватель, тоже, видимо, уставший, стоял рядом и одобрительно кивал. Вдруг кто-то осторожно взял меня за рукав, повернул и направил вперед луч электрического фонаря. И тут оказалось, что набор корпуса строящегося эскадренного миноносца имеет значительные расхождения с типовыми чертежами. Головной корабль серии во время испытаний показал недостаточную прочность, и остальные корабли этой серии стали строить с дополнительными креплениями носовой части. Но я этого не знал. А язычок у мастера был острый, как бритва, и разрешалось ему много. Словом, один из гардемаринов стал в этот день мишенью для общих шуток. Встречались мы и потом, и каждый раз ехидный старик не упускал случая меня поддеть, хотя, в общем, отношения у нас были хорошие.