Ирина Гуро - Ранний свет зимою Страница 24

— Политическая свобода солдату нужна, как и рабочему, и крестьянину… Что же делать солдату? Вместе с рабочими добиваться свободы! — говорил Миней.

Перед Егором вставали лица его товарищей по казарме. Это были темные люди, большинство из них — неграмотные. Даже в «Положении» об этом говорилось: «Обучение молодых солдат грамоте не является обязательным».

Но сейчас Егор уже умел поймать на лету хлесткое словцо, оценить осторожное высказывание, и он понимал: нет, не все окружающие его были темными, тупыми, забитыми. Время от времени будто искра пробегала, отмечая скрытую, непокорную, бунтующую мысль.

Чем больше узнавал Егор в доме Фоменко, тем яснее становилось ему, чем люди живы. И понял он, что очень скоро будет сам делать ту тяжелую и опасную работу, которую ведут Миней и его друзья.

В начале зимы Егор Косых привел четырех своих товарищей-солдат в место, называемое Сухотиной могилой. Четверо солдат, неловких, молчаливых, в первый раз в жизни слушали запрещенные речи. Им хотелось обо всем расспросить человека, который, по всему видно, желал им добра. Хотелось рассказать ему побольше, но он и сам знал, как тяжела солдатская жизнь. Найдется ли другое место на свете, где возможны такие надругательства над человеком, как в казарме! Из солдата холуя делают. Вон капитан Шабров солдата в кучерский кафтан вырядил и посадил на свой собственный тарантас.

— У городского сада вывешено! «Собакам и солдатам вход воспрещен»!

— А мало нашего брата в няньках-то, пеленки стирает?

— Даже деньги на солдата отпускают «кормовые», как на скотину.

— Возят в «скотских» вагонах!

— И за каждую промашку под ранец, под ружье, в карцер, под арест, без отлучек!

Обида за обидой падают, как тяжелые дождевые капли перед грозой.

…Сумерки кладут длинные тени на свинцовую рябь Ингоды. Пустынно вокруг. И Миней горячо говорит:

— Вы, солдаты, неужели пойдете против народа?

— А присяга?

— Прислушайтесь к голосу совести, она вам скажет: вы присягали России, отечеству, а не Николаю Романову. Разве мы против России идем?.. Мы хотим родину нашу видеть свободной, сильной, матерью народам, а не мачехой.

Глава VII

РАЗНОГЛАСИЯ

Кеша вздохнул полной грудью, поймал на лету осиновый лист, поглядел на свет: листок был желт и тонок, словно он износился за долгое жаркое лето.

«Осенняя пора, очей очарованье…» — проговорил Кеша негромко и оглянулся.

Его смущал коренастый парень, тяжело ступавший за ним по кирпичам, набросанным прямо в грязь посреди двора. Кто бы это мог быть? Почему Миней велел привести его на квартиру? Кеша немного ревновал друга к новым людям.

Миней недавно переселился сюда из соображений конспирации. В углу пустынного грязного двора стояла изба, служившая когда-то кухней хозяевам. Несколько лет назад хозяин, картузный мастер, занимал весь домик, выходящий тремя окнами на улицу. Но дела его пошатнулись с тех пор, как в городе открылась мастерская головных уборов под вывеской «Модный шик». Владелец ее, приезжий с запада, носил светлые жилетки, жена его называла себя «варшавской модисткой». Картузный мастер некоторое время еще держался на старых заказах, но «Модный шик» выписывал фетр из Иркутска и ставил цены вдвое ниже. Мастер распродал остатки товара и поступил продавцом в магазин Зензинова. А жена его пустила квартирантов в одну из двух комнат дома и в бывшую кухню во дворе. В комнате поселился околоточный надзиратель Стуколов.

И хозяева и жилец были очень довольны, что избу во дворе снял непьющий образованный молодой человек, аптекарский помощник.

Квартира в «тылу» у околоточного Стуколова устраивала Минея и его друзей. Тут можно было не опасаться облав и всяких случайностей. На окраинах города то и дело шли повальные обыски: искали беглых каторжных, торговцев контрабандным опиумом, казначея, опустошившего денежный ящик…

Эту удобную квартиру порекомендовал Минею Иван Иванович Бочаров.

— Пригнитесь, а то голову зашибете, — предупредил спутника Кеша, толкая низкую дверь.

Они очутились в просторной избе с русской печью. На лежанке в беспорядке теснились книги. Они были сложены столбиками прямо на полу. Тут же лежали большие альбомы, гербарии. На стенах между пейзажами маслом и акварелью висела раскрашенная схема водных путей Сибири и карта распространения лечебных растений Забайкалья с обозначением классов, родов и видов по Линнею.

С тех пор как Митя побывал в аптеке Городецкого, он чувствовал себя стесненно. В длинноволосом молодом человеке в пенсне он узнал «ревизора», приезжавшего на участок во время забастовки.

Перед ним, конечно, был опытный революционер. А что он, Митя? Если бы не Зюкин, так и прожил бы свой век, как в лесу!

Митя не хотел, чтобы об этом догадывались. И потому он старался держаться развязно, говорить небрежно и даже чуть-чуть иронически. Ему хотелось казаться бывалым забастовщиком, человеком, видавшим виды. Занятие, которому предавался хозяин, несколько сбило его с этого тона.

Миней сидел за простым некрашеным столом, а на столе перед ним молодой пушистый котик-«сибиряк» лакал из блюдечка молоко.

— Ты все еще с ним возишься? — спросил удивленно Кеша.

— «Блажен, иже и скоты милует», — вставил Митя.

— Я не милую, я его учу, — ответил Миней, здороваясь с гостями.

— Он учит его пить молоко! — воскликнул Кеша.

— А вот смотрите! — Миней отодвинул блюдечко от кота и подставил ему линейку.

Кот перепрыгнул, вытягивая шею, точно скаковая лошадь, берущая барьер.

— Голос! — крикнул Миней.

Кот открыл розовую пасть с мелкими зубками и пискнул.

— Здорово! — искренне удивился Митя.

— Хорошо, что пришли, — сказал Миней. — Давно поджидаю вас. Федор Акимович передал мне, что вы обязательно должны появиться.

— Вы имеете известия от Федора Акимовича? — Митя покраснел от неожиданности.

Он сразу же почувствовал симпатию к Минею и за это сообщение и за дружеский тон.

Митя готов был забросать Минея вопросами, но постеснялся: что подумают о нем, где же конспирация? Столько месяцев прошло с того дня, как они простились с Зюкиным на этапном дворе. Все было как сон: забастовка, арест, недолгая их дружба!..

Но Миней сам сказал:

— Федор Акимович бежал с этапа…

Митя глубоко вздохнул, и Миней, должно быть, понял его волнение. Видно, ему хотелось сказать Мите что-нибудь приятное.

— Это хорошо, что вы наконец объявились! — повторил он, не найдя других слов.

Митя объяснил, что раньше ему никак нельзя было уйти из-под надзора. Пристав попался редкий — не брал взяток. А когда его сменили, все сразу и устроилось…