Бхагван Раджниш - Я — врата. Биография (Избранные беседы, том VI) Страница 24

«Окончив университет, я обратился в управление по распределению работ. Министр образования вызвал меня для беседы и попросил несколько письменных характеристик.

Я сказал: „Вот он я: вы видите меня. Я могу здесь посидеть, а вы можете наблюдать меня. Я могу пожить с вами несколько дней, если вам нравится, но не просите никаких справок. Кто может дать мне характеристику?“

Он не мог понять. Он сказал: „Вы можете принести одну от вашего вице-канцлера или, по крайней мере, от главы вашего департамента“. Я ответил: „Если вице-канцлер попросит у меня характеристику, я не дам ее ему. Так как же я могу попросить ее у него? Дать ему я не могу ничего. Так что это невозможно. Я могу попросить характеристику только у человека, имеющего характер. Но это будет абсурдом. Это подразумевает, что сначала характеристику даю ему я — и только после этого его характеристика имеет смысл“.

Но он не мог последовать за мной. Он сказал: „Тогда могут быть затруднения, потому что необходимы, по крайней мере, две характеристики“.

Тогда я написал характеристику от имени моего вице-канцлера, пошел к нему и сказал: „Это характеристика, которую я дал самому себе, вы должны подписать ее“.

Он сказал: „Но это же абсурд. Как вы можете дать характеристику самому себе?“

Я рассказал ему: „Если я сам не могу дать себе характеристику, тогда как же кто-то другой может дать ее мне? Сам себя я знаю лучше, чем кто-либо другой. Вы не можете знать меня. Но если вы можете дать характеристику мне, тогда почему не могу я? Вот характеристика. Вы должны подписать ее“.

Он посмотрел на характеристику и рассмеялся, потому что я написал на листе бумаги, что человек — это свобода, а характер — это все его прошлое, а будущее всегда открыто. Я могу быть добрым человеком — до сего момента. А в следующий момент? Никто не знает! Я могу быть святым — до сих пор, но в следующий момент я могу стать грешником. Фактически я должен ежеминутно давать новое описание моего характера и опять должен поддерживать это».

Благодаря этому объяснению, Бхагаван произвел впечатление на работодателей и вскоре был принят преподавателем в Санскритский Махавидьялайя в Райпуре в 1957 году. Но уже к 1960 году он стал профессором философии в университете Джабалпура.

На всем протяжении своей преподавательской карьеры Бхагаван был известен как прекрасный и блестящий учитель. Он вселял интерес и дух исследования в своих студентов и подбадривал в поиске ответов на их собственные вопросы. Он был так популярен, что студенты часто покидали классы, чтобы побыть на его лекции.

Бхагаван проявил свое бунтарство с первого же дня своей работы в Райпуре. Следующий случай, рассказанный Бхагаваном, подтверждает это:

«Я был профессором в Санскритском университете. В первый день после прибытия в университет у меня еще не было квартиры, и я на несколько дней остановился в общежитии. Поскольку это был Санскритский университет… а никто не хочет учить санскрит сегодня: это мертвый язык, он не служит никаким целям, он не поможет вам заработать на хлеб с маслом — почти девяносто процентов студентов получали правительственные стипендии. Они учились здесь только из-за стипендии. У них не было желания изучать санскрит, они не интересовались им, но они были очень бедными студентами и не могли бы получить стипендию где-нибудь еще. Так что это было лучше, чем ничего… а поскольку почти все они жили только на стипендию, их силой заставляли молиться в четыре утра.

Когда я прибыл в университет, была зима, и, принимая холодную ванну в четыре часа утра, они все дрожали от холода. Горячую воду не запасали — для санскритского ученого такие предметы роскоши, как горячая вода, не положены: предполагается, что они должны жить, как древние риши и их ученики. И они вставали рано, в четыре утра, в брахма мухутру — это один из наиболее божественных моментов согласно индуистской мифологии.

В первый день они еще не знали, что я профессор. Я люблю принимать холодную ванну по утрам, поэтому я пошел к колодцу принять ванну. А студенты были очень обозлены и употребляли все виды четырехбуквенных ругательств. Не только по поводу вице-канцлера, но и по поводу Бога также…

Я доложил вице-канцлеру: „Это неправильно, вы не учите их молитве, а затем — после холодной ванны — они должны, выстроившись в ряд, несколько часов молиться на санскрите. Тогда как же они могут быть набожными? Они обозлены на Бога. Если им встретиться Бог, они же убьют его! А они молятся. Так какого же качества эта молитва?“

Но вице-канцлер был старым санскритским ученым. Он сказал: „Нет, вы неправы, они делают это по собственному желанию, мы никого не заставляем“.

Я ответил: „Я знаю, что они делают это по собственному желанию, потому что, если бы они не делали этого, вы бы лишили их стипендии. Вы принуждаете их не прямо, а косвенно, а если вы хотите спорить со мной, то дайте мне всего один день и я установлю следующее: кто может вставить в четыре часа, тот пусть принимает холодную ванну и молится, а кто не желает, пусть не боится за стипендию: это будет стимулом для них“.

Теперь вице-канцлер был загнан в тупик, и он согласился… и я пришел к вице-канцлеру в четыре часа утра — он спал. Я вытащил его из кровати: „Вставайте! Какой же вы вице-канцлер? Ваши студенты молятся, принимая холодные ванны, а вы спите!“

Он был очень зол на меня. Я сказал: „То же самое происходит и с ними. Вставайте!“

А там не было ни единого студента! Около колодца было пусто! Молитвенный зал был пуст. Я предложил ему: „Теперь примите холодную ванну вместе со мной, и мы оба будем молиться!“

„Я не могу — вода холодная, а я старый человек!“

„Хорошо, тогда я сам буду принимать холодную ванну. Вы сидите рядом и смотрите, а затем мы пойдем молиться“.

Он возразил: „Но я чувствую усталость, я хочу спать!“

„Тогда, — сказал я, — получается, что только я один буду человеком, который желает молиться, и совсем не знаю санскрита! А Бог понимает только санскрит! Меня направили в этот университет в результате ошибки министерства образования. Они решили, глядя на меня, что я должен знать санскрит. А я не знаю его совсем. Я не интересуюсь ничем мертвым“.

Итак, он пошел в свою комнату, а я в свою. И каждый лег спать. Наутро ко мне пришли студенты, они были так счастливы, так благодарны.

И я сказал вице-канцлеру: „То, что они пришли ко мне, их благодарность — более прекрасно, много сильнее тех молитв“. И предложил ему: „Прекратите всю эту чушь!“

Но еще раньше, чем прекратилась эта чушь, он распорядился перевести меня в другой университет, добавив: „Это опасный человек! Он разложит моих студентов морально, нравственно и религиозно“».