Вячеслав Фетисов - Овертайм Страница 25

Идеальная работа, которую выполняли всего три человека. Формы игрок касался, только когда ее надевал и снимал. Он ее не собирал, не разбирал, не стирал. После Москвы это казалось чудом.

Поскольку немалая часть моей жизни в Америке прошла в раздевалке, я должен сказать о ней хотя бы пару слов, тем более что для любой команды НХЛ раздевалка — это некий клуб, откуда не торопятся (в отличие от Москвы) уходить ни после тренировки, ни после матча. В Нью-Джерси было два катка: на стадионе и отдельно тренировочная площадка. Больше времени мы, естественно, проводили в тренировочной раздевалке, чем в игровой. Раздевалка — это не только комната, где ты перед выходом на лед надеваешь форму. Там тебе выделено место, на нем написано твое имя, там развешивается твоя форма и раскладываются все твои причиндалы: щитки, бинты, в общем, все мелочи, которые тебе нужны. Атрибутика в раздевалке напоминает, за какой клуб ты играешь. Во всех командах раздевалки разные: есть побольше, есть поменьше. Но прежде всего раздевалка должна быть компактной, в ней не должно переодеваться больше 24 человек — это постоянный состав команды. Если кто-то приезжает на короткое время, ему ставят отдельный стульчик. Компактной раздевалка должна быть для того, чтобы ребята могли друг друга видеть, а не перекликаться через сто метров. Обязательно рядом комната отдыха. Там можно посмотреть телевизор перед матчем и после него, выпить кофе, просто поболтать, почитать прессу.

Душ с гидрованнами есть везде, правда, в некоторых командах еще стоят и джакузи. Медицинская комната обычно большая, потому что в ней находятся несколько массажных столов с ультразвуком или электрической стимуляцией. Мелких травм у игроков всегда много: и ушибы, и растяжения. Перед тренировкой тот, кто легко травмирован или нуждается в перевязке, должен приходить пораньше, чтобы получить соответствующие процедуры. Везде есть айсмашины, те, что делают лед, потому что много ушибов, а к ним прикладывают мешочки со льдом. Машины с соком, кофе, напитками — тоже во всех раздевалках.

Но ни в одной из раздевалок не кормят, а в «Детройте» есть обеды. Их приносят по инициативе ребят. Дело в том, что мы тренируемся достаточно поздно по сравнению с другими командами, обычно раньше одиннадцати не начинаем, и игроки не успевают получать трехразовое питание. Поэтому мы решили сами организовать обеды за свой счет. У нас высчитываются какие-то деньги с каждого пэйчека, то есть зарплаты, но это не обязаловка.

Когда мы начали обживаться в Вест-Орандже, в нашем доме появились разные люди, некоторые из них в дальнейшем стали друзьями, с другими пришлось расстаться. Поначалу, конечно, нас окружали люди из эмиграции, потому что отсутствие языка не позволяло общаться с американцами, а до свободного приезда старых приятелей из новой России оставалось еще два года. Эмигранты знакомили нас с городом, правилами жизни в нем, правда, со своей колокольни — они по-своему видели американскую жизнь.

Некоторые из них занимали высокое положение в Советском Союзе, имели там какой-то вес и вдруг оказались в похожей со мной ситуации. Но мне все же было полегче, потому что моя работа, даже по американским меркам, хорошо оплачивалась. Мой и их заработки были несравнимые, а деньги сильно влияют на моральное состояние. Каждый из нас строил свою жизнь заново, но разница состояла в том, что им приходилось все время выкручиваться. Поэтому и цели виделись по-разному. Одни хотели мне от всей души помочь, другие хотели привлечь меня к какому-то бизнесу, так как мое имя и финансовые возможности открывали перспективы и для них. Мне казалось; вот люди, которые уже столько лет здесь живут, они внушают доверие, тем более они так уверенно рассказывают, что знают про бизнес все вдоль и поперек.

Магазин деликатесов в Нью-Йорке на Пятой авеню я открыл с подачи одного нашего нового знакомого, войдя в бизнес, который, в принципе, должен был давать хороший доход, но в итоге ничего не приносил. Я ничего и не потерял, но дело не в этом, я подумал, что подобный бизнес не для меня. Невозможно заниматься любой финансовой деятельностью, не имея над ней полного контроля. Лишняя головная боль мне в то время была совсем ни к чему, поэтому и пришлось расстаться с этим бизнесом. Расстаться и со многими людьми. Не то чтобы я с ними попрощался навсегда или разругался, сама жизнь нас развела. Как бы то ни было, становление в новом обществе, в новой жизни прошло более или менее ровно, без больших срывов. Была еще одна встреча, и привела она меня не в бизнес, а в церковь.

У нас, в Нью-Джерси, с командой работал журналист Герри Торн, он сейчас один из ведущих комментаторов ESPN. Герри проникся ко мне симпатией и однажды рассказал, что у него есть русские приятели — симпатичная семья. Герри нас и познакомил. Действительно, настоящие русские люди, Нина и Ростислав Цитовичи, которые оказались в Америке давно, им за 60 лет, у них дети почти наши ровесники. Они, как и большинство русских людей за рубежом из старой эмиграции, постоянно ходят в церковь. Тогда нам все это казалось совершенно необыкновенным. В Нью-Джерси, точнее, на границе штатов Нью-Джерси и Нью-Йорк, замечательный православный храм. Время летит быстро, но хочу напомнить, что мы уезжали из Советского Союза и считали себя настоящими советскими людьми, следовательно, были атеистами, а стали прихожанами этой Покровской церкви. Когда родилась Настенька, мы ее там крестили, а так как Лада оказалась некрещеной, крестили и ее. Ростик и мама Нина стали для Лады крестными родителями. Меня же крестили в детстве, тайно, как и многих детей в России. И хотя мой отец — простой рабочий, все равно полагалось факт крещения скрывать.

Рядом с церковью русское кладбище, где похоронены многие люди с известными именами. Именами, которые проходили через историю нашего государства.

В семье Ростика нам всегда были рады и хотели помочь. Мы каждый год отмечали у них Пасху, тогда в их доме собиралось много русских людей из старой эмиграции, которые держатся друг друга. Это счастливые минуты — общение с людьми, сохранившими чистый русский язык, с людьми, которые чтят и любят Россию, болеют, переживают, все время следят, что происходит на Родине, на которой многие из них, кстати, никогда и не были. Через церковь они стараются помогать России: собирают какие-то вещи и отправляют их неимущим, хотя сами в большинстве люди небогатые. Им Америка дала дом, работу. Но они не забывают, что есть Родина. Церковь расширяется, так как в Нью-Йорке и Нью-Джерси появляются теперь состоятельные русские, которые могут делать для нее большие пожертвования.

Многие ребята, попавшие в НХЛ из России, сразу же купили себе дома или начали строить новые… Жизнь здесь такая, что ты не знаешь, где будешь завтра. Мало кто в НХЛ проиграл с первого до последнего дня в одной команде. Даже великий Грецки, даже любимец зрителей Мессьер. Когда тебя меняют и надо куда-то ехать, дом приходится сдавать жильцам, а что с ним еще делать? Или продавать? А в это время рынок может пойти вниз — ты потеряешь деньги. Мы выбрали в Нью-Джерси дом недорогой, я уже говорил, кондоминиум, и прожили в нем уже восемь лет. Поэтому у нас есть, что называется, «явка» в Нью-Джерси, куда мы можем приехать в любой момент и откуда я могу «танцевать, как от печки», когда придется искать работу после хоккея. Новый город, новый дом или новая квартира — это все здорово отвлекает. Переезды — ужасное занятие, но если ты получил новую работу, то переезд тоже часть бизнеса.