Василий Емельяненко - В военном воздухе суровом Страница 25

Техник еле растолкал своего комиссара. Тот протер глаза, спросонья недоумевающе осмотрелся, потом узнал Лиманского и громко расхохотался.

- Вот до чего дожили! Комиссара за фашиста признали. Да кто? Мои же земляки! "Нет таких самолетов, - говорят, - у русских". - "Смотрите же, объясняю им, - вон красные звезды!" - "Хе... Намалевать можно что угодно. А вот летчиков таких толстых и рыжих у нас не бывает". Я уже начал с ними калякать по-белорусски, говорю, что до моей родной деревни отсюда километров тридцать. Полесье называется. И этому не поверили. "Здорово, - говорят, немец Белоруссию по карте выучил и наш говор даже усвоил". И смех и грех. Бдительность, впрочем, на высоте!

- И сколько бы вы тут нашего комиссара держали? - спросил Лиманский у председателя сельсовета.

- Нияк не дозванитца в район, чтобы органы вызвать, званки штой-то не доходят... Где-то опять проволоку порезали, - ответил председатель. - А то приехали бы быстро и разобрались, что к чему.

"Двойка" Рябова была вполне исправна, только горючего в баках маловато. Оно бы, конечно, нужно дозаправить самолет, но подвезти бензин в эту глухомань на далекое расстояние и по бездорожью - дело почти безнадежное. Прикинули - до Климовичей все-таки можно дотянуть.

Но как взлететь? Рябов долго бродил вокруг села, промерял широкими шагами разные площадки, все прикидывал. И выходило так, что лучшее место для взлета проселочная дорога. На ней твердый грунт, а в других местах то болотина, то рыхлая пахота. Дорога, правда, узкая, по обочинам есть канавы, а недалеко, по направлению взлета, стеной стоит высокий лес. Взлет предстоял рискованный. Нужно было идеально выдержать направление при разбеге, чтобы не угодить колесами в канаву, а потом еще успеть набрать скорость, чтобы "перепрыгнуть" через деревья.

Рябов сказал Лиманскому:

- Баки почти пустые, самолет от этого легкий, с "подрывчиком" до опушки все же взлечу. Но рулить до дороги по пахоте придется на повышенных оборотах горючего сколько сожжешь!.. А на руках ведь нам самолет и всей деревней, пожалуй, не выкатить - увязнет.

Теперь уже колхозники проявили смекалку, пошли на выручку своему земляку. Принесли связки веревок, пригнали из лесу волов. Лиманский привязал концы к стойкам шасси, впрягли три пары волов цугом и потащили штурмовик через огороды к дороге.

Рябов сел в кабину. Лиманский вместе с любопытными жителями деревни Прусино стоял в сторонке. Не то от усталости и голода, а скорее всего от волнения у него подкашивались коленки. И было ведь от чего волноваться: такой отчаянный взлет технику предстояло увидеть впервые в жизни.

Рябов зажал тормоза, мотор вывел на максимальные обороты. Самолет словно залихорадило: консоли крыльев и хвостовое оперение мелко задрожали.

И вот спущенный с тормозов штурмовик рванулся к опушке леса. Лиманский видел, как Рябов, нацелившись капотом на какую-то сосну, часто и быстро отклонял руль поворота то в одну, то в другую сторону. Самолет вначале бежал ровно, но уже в самом конце разбега колеса начали сходить с дороги. Казалось, еще миг - и катастрофа неминуема. Рябов вовремя хватил ручку на себя, штурмовик резко опустил хвост, отделился от земли, вздыбился, вяло качнулся с крыла на крыло. Лиманскому показалось, что "двойка" зависла над макушками высоких сосен, потеряв скорость, и вот-вот свалится. Он перестал дышать в ожидании самого страшного - удара о землю и взрыва. Но самолет, медленно набирая скорость, скрылся за деревьями.

Рябов взял курс на аэродром, где ему бывать еще не доводилось.

Расчетное время истекло, а аэродрома никакого нет. Он лишь увидел широкую лесную прогалину, поросшую низким кустарником и редкими деревьями. Самолетов не видно. Неужели не туда прилетел? Горючее на исходе... И вдруг с опушки леса взлетели сигнальные ракеты. По поляне забегали люди, выкладывали "Т" и растаскивали с посадочной полосы... деревья!

Такой способ маскировки аэродрома придумали недавно. Деревья втыкались в заранее приготовленные ямки сразу же после взлета или посадки самолетов. Ведь немецкие воздушные разведчики по нескольку раз в день облетывали этот район, неоднократно проходили над самым аэродромом, но так и не смогли обнаружить забросанные ветками самолеты.

Приземлился Рябов с ничтожным остатком горючего.

...Лесной аэродром не только тщательно маскировался, но и охранялся со стороны леса. Дозорным был дан такой инструктаж:

- Всяких прохожих задерживать, проверять документы, а подозрительных - в штаб.

Прошло несколько дней, а задерживать было некого. Но однажды дозорный услышал скрип колымаги, всхрапывание лошади. Возница громко понукал уставшую клячу, распекал ее словесно на все лады. Дозорный направился навстречу и увидел сидевшего в телеге пожилого мужика. Решил проверить.

- Кто будете?

- Колхозник.

- Откуда?

Возница назвал деревню и колхоз с каким-то громким наименованием. Откуда знать дозорному эту деревню и такой колхоз? Надо проверить документы.

- Ваш паспорт, - потребовал он.

- Какой же, сынок, у колхозника паспорт? Мы не городские, а сельские.

- Куда направляетесь?

- Летную часть ищу. От деревни видно, где кружат наши самолеты, а я полдня блукаю по лесу, никак не найду.

- Зачем же вам, дяденька, летная часть?

- Да вот подарочек летчикам от колхозников передать поручено, - ответил мужик, показывая на облепленные осами ведра. Открыл крышку - там янтарный мед.

- Ну, тогда сворачивай сюда.

На аэродроме все были тронуты заботой колхозников, по очереди трясли вознице руку, а на прощанье чарку поднесли.

Добродушный дядя крякнул, утерся рукавом и заспешил, чтобы засветло вернуться в свою деревню - ехать-то далеко.

В тот день до приезда колхозника ни один разведчик близко не пролетал. Вскоре после теплого прощания с дядькой над лесом прогудел фриц, сделал круг над аэродромом и взял курс на запад. Командир полка почуял недоброе и приказал приготовиться к выходу из-под удара. Предчувствие его не обмануло: вскоре на горизонте показалась группа немецких бомбардировщиков.

Деревья с лесного аэродрома были убраны, к небу взлетели красные ракеты, штурмовики пошли на взлет.

Противник яростно бомбил пустой аэродром.

- Каким бы горьким мог стать тот медок, - вспоминали потом встречу с дядькой. Бдительность...

...Часто во время бомбежек вслед за немецкими самолетами вспыхивали белые облачка. Они рассеивались и медленно оседали. Ветер разносил бумажную метель на землю сыпались листовки.

Несколько позже в бомболюки штурмовиков тоже начали заталкивать объемистые стопки, перевязанные крест-накрест бечевкой. Наши листовки были напечатаны готическим шрифтом. Что там написано - никто из нас не знал. Догадывались, что на одной стороне было какое-то воззвание (после первых слов стоял восклицательный знак), а на другой, в рамочке, пропуск тому фрицу, который бы надумал сдаваться в плен.