Монах - Михаил Константинович Зарубин Страница 25

Глава VI

Военком нашел для Саши работу. Организация была небольшой, занималась системами центрального отопления в жилых и общественных зданиях, устройством автоматики при монтаже вентиляционного оборудования, и многим другим. Однако Саше технической работы не досталось, стал он заведовать кадрами, попутно отвечать за технику безопасности и быть завхозом в административном здании. Видя его безотказность, поручений давали много. Вскоре он стал начальником штаба гражданской обороны. Особой «обороны» на объектах не было, зато поступало много бумаг, на которые требовался незамедлительный ответ о проделанной работе. Ушла в декрет кладовщица и ее обязанности плавно перекочевали к Саше. Часто производственный отдел не успевал подготовить бумаги, тогда за написание усаживали всех, кто находился в конторе. Эта доля не обходила и его.

Он подолгу задерживался на работе, ведь результат ее оценивался килограммами исписанных бумаг и вовремя поданных отчетов. На работу и с работы ходил пешком, общественный транспорт ходил в городе неважно. Склад его организации располагался в старой церкви. Церковь была каменная, основательная, никаких пристроек, кроме дощатой караулки, у нее не было. В плане церковь напоминала крест. В отдельных местах стены были пробиты для монорельса, и Саша видел, из чего сделаны стены. Строители облицевали церковь внутри и снаружи кирпичом, середину засыпали бутовым камнем и залили известковым раствором. Стены со всех сторон подбелили. Окна широкие. Подшивной дощатый потолок заштукатурен и побелен. Пол из больших гранитных плит, хорошо обработанных.

Саша долгое время проводил на складе. Он не задавал себе вопроса, почему склад находится в церкви. По всей стране многие церкви, большие и малые, использовались совсем не по назначению. В них были спортзалы, склады, госучреждения, и все это было привычным, никого не удивляло.

Однажды его вызвал начальник. Разговор был короткий:

— Александр, будешь членом комиссии по передаче нашего склада.

— Кому?

— Церкви, будь она неладна.

— А что я буду делать в комиссии?

— Откуда я знаю? Пришла бумага — сформировать комиссию.

— Мне нужно что-то подписывать?

— Наверное, нужно. Только смотри, чтобы к нам претензий не было.

— Может, главного инженера включить?

— Нет, много им чести будет, этим попам. Хотя, дело это государственное. Церковь, оказывается, древняя, памятник архитектуры. А сейчас нам велени за месяц свое барахло оттуда убрать.

Саша молчал. Начальник, взглянув на него, сказал:

— Смотри, чудес там не натвори. Нынче попов уважать велено…

Комиссия состояла из трех человек. От епархии — архимандрит Федор, от горисполкома какой-то чиновник, и Саша. Для начала обошли склад-церковь. Потом отец Федор достал бумаги, которые он называл — метрика. В этой метрике содержалась полная история церкви. Построена она была в 1813 году, имела три входа и колокольню у северной стены. Надгробные плиты в полу — это захоронения самых достойных прихожан.

— Почему их хоронили в полу, — спросил Саша отца Федора.

— Такой обычай был. Хоронили здесь тех, на чьи деньги строились храмы.

— А сейчас хоронят в полу?

— Давно уже не хоронят. Церкви начали строить в двенадцатом веке, тогда и появилась эта традиция. Здесь хоронили самых богатых и знаменитых. Под церквями строили целые помещения из кирпича и камня. Потом запретили из соображения гигиены. Запах в церкви стоял такой, что иногда службу приходилось вести на улице.

Саша осторожно прошел по каменному полу, словно боясь наступить на чей-то труп. Отец Федор улыбнулся:

— Молодой человек, живых нужно бояться, не мертвых.

Саша оглядел грязные стены, забитые досками окна. Словно угадывая его мысли, священник сказал, словно разговаривал сам с собой:

— Сможем ли восстановить? На все Божья воля. Думаю, сделаем, восстановим. Знаете, Александр, когда-то это был небольшой храм Вознесения Господня. Очень яркий, красивый, сюда любили ходить люди. Строили его большие мастера: внутреннее убранство выполнено в дворцовом стиле, академическая живопись органично сочеталась с лепниной и золочением. А какой здесь был иконостас! Какие росписи! Они были посвящены событиям священной истории Нового Завета…

— Вы так говорите, как будто бывали здесь.

— Не бывал. Но на каждый храм в свое время составлялась «метрика», в которой все было расписано в подробностях.

— А где они хранились, эти метрики?

— В архивах. И вам спасибо, что стены сберегли. Сколько времени нужно, чтобы освободить храм?

Саша огляделся. Тут было всего понемногу: аппаратура, провода, спецодежда, противогазы, лежащие здесь уже лет двадцать, да еще всякий хлам, который и возить никуда не надо, а в мусорные баки выбросить.

— Неделю. Если с запасом — две, — ответил он.

— В протокол запишем — месяц, — твердо сказал отец Федор, — только скажите вашему начальству, чтобы не затягивали вывоз. Знаете, как у нас бывает…

Священник как в воду глядел. Когда Саша сказал начальнику о сроках вывоза, он услышал такие слова, которые редко и от рабочих услышишь.

— У тебя в голове хоть что-то есть? Или все в Афганистане осталось? А меня же предупреждали…

— Кто предупреждал?

— Дед Пихто.

— Почему вы так со мной разговариваете?

— А ты не понимаешь?

— Не понимаю. Вывезти материалы из церкви можно за один день. При желании. Всего два рейса нужно.

— У меня такого желания нет. Я не собираюсь церковникам угождать. В общем так: тяни до последнего, сколько можешь, а там поглядим.

Саша не понимал такой открытой ненависти к церкви. Словно эти люди, живущие с ним на одной земле, были ему врагами.

— Вот что, Петров. Протокол осмотра подписал? Вот и занимайся вывозом сам, транспорта не проси. Можешь на тачке, в свободное от основной работы время.

— Надеюсь, вы шутите?

Начальник враждебно посмотрел на Сашу.

От этого разговора лицо Саши стало бордовым, в горле пересохло. Он впервые получил от начальника нагоняй, на его взгляд, абсолютно несправедливый. Неприятно задели слова об Афганистане, о его контузии, о чьем-то предупреждении. Видимо, Андрей Федорович не забыл своего бывшего работника. Саша зашел в свой кабинет, запер дверь и отключил телефон. Что я здесь делаю? — спросил он сам себя. — Для чего работаю? — Почему у меня нет близких друзей? Я же еще совсем молодой, а делаю какую-то стариковскую работу. И ради чего? Чтобы набить брюхо? Что ждет впереди? Ничего. Ему хотелось заплакать, но слез не было. Он разучился плакать. Был на свете один человек, мама, которой он мог бы доверить свои беды. Но мама ушла в другой мир, откуда не возвращаются. Сейчас у него нет ни друзей, ни приятелей, ни любимой девушки. И хуже всего то, что никаких предпосылок к тому, чтобы они появились, нет. Прожитые дни мелькают, как близнецы-братья: работа, телевизор, иногда поход в кино. Ни целей, ни интереса, ни радости.

Как жить?

Вокруг столько людей, но