Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг. - Сергей Владимирович Волков Страница 25

И сейчас же вслед за офицером явилось несколько юнкеров константиновцев, в нерешительности остановившихся на пороге комнаты.

Комендант обороны и оставшиеся офицеры-добровольцы вскочили со своих мест и в недоумении смотрели на докладывавшего офицера.

– Как это так?! – вырвалось у коменданта. – Немедленно остановите взвод.

– Поздно! – ответили юнкера. – Взвод уже выезжает. Мы просили остаться, но командир взвода объявил, что он подчиняется только своему командиру батареи. Вот мы и еще несколько юнкеров остались. Взвод уходить не хотел, но командир взвода настоял с револьвером в руках.

– Да что вы, с ума сошли? – раскричался комендант на офицера-константиновца. – Ведь взвод, раз он здесь, подчинен только мне. Немедленно верните взвод! – приказал он одному из офицеров. – А вас я арестую, – обращаясь к офицеру артиллеристу, продолжал комендант.

– Я ни при чем, господин полковник, а остаться я не могу, мне приказано вернуться. – И быстро повернувшись, артиллерист выскочил из комнаты. Несколько офицеров было с криком сорвались со своих мест, хватаясь за кобуры своих револьверов.

– Стойте! Ни с места! – снова прогремел комендант.

– Пускай уходят. Им же будет хуже: они не дойдут до училища. Их провоцировали, и они расплатятся за измену.

– А вы, – обращаясь к юнкерам, продолжал комендант, – присоединяйтесь к инженерной школе. Спасибо вам за верность долгу… и идите.

Юнкера еще помялись на месте и затем, получив от меня указания куда пройти, вышли. Я боялся взглянуть на коменданта обороны. Я боялся увидеть чувство горести на его лице.

– А может быть, их задержать в воротах, – заметил кто-то из офицеров, нарушая наступившее молчание.

– К сожалению, некому этого сделать; едва ли успели занять баррикады, – ответил комендант, вставая и направляясь к выходу. – Я иду к Временному правительству в Белый зал, – обращаясь ко мне, сказал комендант, приостанавливаясь в дверях с планом в руках.

Но не успел он выйти из комнаты, как, слегка отталкивая его от двери, влетела в комнату офицер-женщина.

– Где комендант обороны, господа, – женским, настоящим женским голосом спросила офицер.

– Это я, – ответил комендант.

– Ударная рота Женского батальона смерти прибыла в ваше распоряжение. Рота во дворе. Что прикажете делать? – вытягиваясь и отдавая честь по-военному, отрапортовала офицер-женщина.

– Спасибо. Рад. Займите 1-й этаж вместе с инвалидами. Поручик, – отнесся комендант ко мне, – пошлите юнкера связи с госпожой… с господином офицером для указания места и сообщите об этом капитану Галиевскому. Еще раз прошу принять выражение благодарности. Дела будет много. Не беспокойтесь, не забудем вас, – добавил комендант, заметив выражение легкой неудовлетворенности, пробежавшей по личику офицера, и вышел.

Через несколько минут вслед за выходом коменданта комната опустела, а спустя еще немного времени начали постепенно прибывать юнкера для связи. Кончив возиться с полевой книжкой, я стал соображать о близости столовой. Наконец я, не выдержав сидения, отправился разыскивать столовую, захватив с собой одного из юнкеров. Это оказалось довольно сложным занятием. Но вот я и у цели, у двери комнаты, где сейчас насыщу свой пустой желудок. Толстый, бритый, важный лакей отворил дверь. Я шагнул на яркий ослепительный свет и остановился. Клубы табачного дыма, запах винного перегара ударили в нос, запершило в горле, а от пьяного разгула каких-то офицеров, из которых некоторые почти сползали со стульев, у меня закружилась голова, затошнило. Я не выдержал картины, и, несмотря на желание есть и пить, я выскочил из комнаты. «Пир во время чумы… Пир во время чумы… позор, это офицеры…» И предо мною стала моя адъютантская комната в школе и в ней Борис, говорящий мне: «Нет, ты дурак, да и законченный к тому же, Петроградского гарнизона не знаешь». «Да, да, ты прав, Борис, я дурак; ну а дураков учить надо. Вот сегодня и танцуешь, моралист паршивый, – ругал я себя. – Э, брось, брат, не мудрствуй лукаво, не забывай, что имеешь дело с людьми, что это самый вульгарный тип животного мира…»

«А пожалуй, это лучше, что я не остался в столовой, – возвращаясь в комендантскую, соображал я. – Наелся бы, чего доброго, сам напился… ведь тебе стоит только начать пить, и ты станешь ничуть не лучше других, а пожалуй, и похуже».

Нового ничего не было. Минуты томительного ожидания бежали тягуче медленно. Но вот скрипнула дверь, и показалась фигура капитана Галиевского. Бледный от волнения, шатаясь от усталости, капитан направился ко мне.

– Я не могу. Устал. Выбился из сил, убеждая казаков. Они, узнав, что ушла артиллерия, устроили митинг и тоже решили уйти… Вот что, Александр Петрович, идите к своей роте и займите баррикады у ворот. Пахотные юнкера еще этого не сделали, а между тем восставшие приближаются. Получено известие от Главного штаба. Потом убедите казаков оставить вам пулеметы, которые поставьте на баррикады. Среди юнкеров найдите пулеметчиков, хотя бы чужой школы. А я… я отдышусь и пойду к Александру Георгиевичу. Бедный, тяжело ему сегодня и еще хуже будет.

Но я уже не слушал капитана и, сорвавшись с места, бросился спасать положение. Своих юнкеров я нашел во дворе, на старом месте, куда они были выведены для предоставления места в первом этаже казакам, теперь уходящим, инвалидам-георгиевцам и ударницам. Юнкера были расстроены, что я сразу уловил по отдельным замечаниям, которыми они перекидывались.

«Ну, теперь с ними не разговаривай – это хуже их расстроит, а сразу действуй», – промелькнуло решение, и, подойдя к середине фронта, я скомандовал:

– Рота смирно!

Разговоры от внезапности моего появления смолкли.

– Рота равняйсь! Смирно! Друзья, вам предстоит честь первыми оказаться на баррикадах. Поздравляю. На плечо! Рота, правое плечо вперед, шагом марш!

И рота, словно наэлектризованная, взяла твердый отчетливый шаг.

Вот броневик, испорченный, как оказалось, а потому и торчащий здесь на манер пугала от ворон в огороде… Ворота. Открываю. Темно. Кто-то копошится впереди. Различаю стук, сопровождающий копошение, звук ударов бросаемого дерева. Ага, это и есть линия баррикад – быстро соображаю и развожу роту в темноте по линии, растущей вверх преграды-защиты.

И еще немного, и юнкера начинают сами продолжать завершение создания баррикады и приспособляться к более удобному положению для стрельбы. Отысканы и пулеметчики, и взводные юнкера, посоветовавшись со мной, определили места для пулеметов: таковыми оказались исходящие углы баррикады. Теперь остановка за пулеметами, и я, оставив вместо себя фельдфебеля Немировского, побежал к казакам, захватив несколько юнкеров. У броневика сталкиваюсь с какой-то фигурой. Оказывается, офицер-женщина, а за ней еще фигуры. Спрашиваю, в чем дело.

– На баррикадах никого нет, решил занять их, – по-мужски отвечает командир ударниц.

– Виноват. Ошибаетесь, юнкера Школы прапорщиков инженерных войск уже заняли баррикады. И я бы просил вас, наоборот, занять весь