Мой путь - Леонид Таубес Страница 25

Писать программу нужно было сразу под три типа компьютеров: HP Apollo, Sun и PC. Меня консультировал руководитель отдела Алекс Фихман. Он окончил хайфский Технион. Это был редкий тип начальника, который мог четко сформулировать задачу, при этом не навязывая способ ее решения. Я обычно сразу заявлял: скажите, что у меня на входе, что должно быть на выходе, а уж как я это буду делать — моя забота.

Я писал её на Си, структуры данных и код были для всех компьютеров одинаковыми, но для каждого компьютера была своя система макросов, обеспечивающих привязку к операционной системе. Лет через 10 я узнал, что построенные мной структуры легли в глобальную заводскую базу данных. После завершения этой задачи для меня нашлось достаточно работы.

Однажды мне поручили протестировать новый программный продукт американской фирмы. Я нашел несколько ошибок, написал им письмо, в котором была фраза: "After strictly investigation I have found some errors". Меня когда-то обучали British English. Там слово investigation обозначает исследование, разбор. В американском же языке это однозначно "расследование". Алекс Фихман позвонил им по телефону, и они высказали свои оскорбленные чувства. Он долго им разъяснял, что я не хотел их обидеть, просто выбрал неудачное слово.

В отделе, кроме меня работали еще три программиста: Ольга Надеждина, Лора Нафтали и Эллина Хмелевски. Именно они вместе с Алексом участвовали в интервью при моем поступлении. Работать с ними было одно удовольствие. Везло мне на приличных людей. С тест-инженером Марком Вейденфельдом мы несколько лет сидели в одном кубике, часто работали над общим проектом. Он удивительный человек: компетентный и очень доброжелательный. И вообще в отделе работали очень толковые люди: Пини Охайон, Моше Реувен, Михаэла Авраами, Йоси Катриель, оба из Румынии, Ален Бисмут из Франции, Эли Камар из Ирака, араб Самер Диаб. А еще рядом со мной работал Семён Зайде. Мы подружились. Я работал на Раде с его женой Лилей, а мой сын учился вместе с их сыном в одном классе.

Через год Алекс Фихман ушел в другую компанию. Руководителем отдела стала Хана Ширан.

Кстати, после месяца работы я выяснил некоторые детали, отследил цепь случайных событий. Муж Ольги работал на заводе в Йокнеаме руководителем группы программистов. На этот завод я посылал свое резюме. Оно попало к мужу Ольги и лежало без движения. Фихман спросил у Ольги, может ее муж знает какого-нибудь программиста, который согласится пойти на Тауэр. Тот достал из ящика мое резюме и отдал Ольге. Мало этого, на Раде как-то узнали, что я иду на Тауэр, позвонили начальнику отдела кадров и попросили меня не брать, я нужен на Раде. Начальник отдела кадров, молодой спортсмен-боксёр, подтянутрый, с загорелой блестящей лысиной, ответил отказом. Его любимый афоризм был такой: “Незаменимыми заполнены все кладбища”. Мне об этом рассказал свидетель телефонного разговора.

Израиль — разгильдяйская страна. В большинстве мест единственный дресс-код для работников это наличие длинных штанов как для мужчин, так и для женщин. В Израиле не встречают по одёжке.

Командировочные инженеры из Англии или Америки в первый день появляются на заводе в костюмах, галстуках и крахмальных сорочках. Уже на второй день они приходят в джинсах. футболках и сандалиях, что не в пример удобнее.

Был на Тауэре случай, когда девушка в свой день рождения пришла на работу в очень длинной юбке. Она спускалась по лестнице. какая-то сволочь наступила ей на юбку, она упала и сломала ногу. Производственная травма. Солидная денежная компенсация. Потом вышел приказ по заводу, запрещающий носить длинные юбки из соображений техники безопасности.

И еще вспомнилось. Приехали четверо англичан для презентации нового оборудования. Они докладывали в комнате для совещаний, в узком кругу. Как это принято в Израиле, на столе стоят бутылки с прохладительными напитками и одноразовые стаканы. Англичане взяли каждый по стакану и чернилами написали свое имя. Потом они все время пили каждый из своего стакана. Наш человек, как попил, сразу стакан выбрасывает. Потом берет новый.

В 2002 году мне понадобилась американская виза для меня и членов семьи. В США обнаружились мои родственники. Мой отец родился в 1910 году. А в 1913 году его 17-летний брат эмигрировал в США. Сам он скончался в 1942 году, но обнаружились его дети и внуки. Мы захотели съездить в Чикаго и познакомиться. Я попросил секретаршу директора Двору, чтоб она заказала для меня визу в США. Через 2 дня она приносит мне возмущенное письмо из американского посольства. В письме написано, что я, нехороший человек, получил 4 года назад приглашение в посольство на интервью и не явился. Поэтому вопрос для меня закрыт. Я сел и написал на английском языке объяснительную записку на 8 страницах. Там было про Раду и про Сент-Луис, приложил туда же ксерокопию статьи из американской газеты о счастливом событии: в одной американской семье обнаружились родственники. Там даже упоминалось мое имя. Всю эту пачку бумаг я принес Дворе. Она прочла и с удивлением спросила: “Ты это сам написал?”. Потом вложила все в большой пакет и отправила в американское посольство. Через неделю я поехал туда на интервью и получил визу. В США мы поехали в апреле 2002 года вдвоем с сыном. Это был для него подарок на бар-мицву (день совершеннолетия, по еврейской традиции в 13 лет).

* * *

Хочу привести несколько примеров задач, над которыми я работал.

Есть такое устройство, которое устанавливает температурный режим тестируемой микросхемы. Его называли в просторечии "слон" из-за хобота, который опускается на микросхему и дует на нее воздухом с заданной температурой (от -60°C до +170°C). Я делал программу, которая дистанционно управляет этим "слоном" — опускает и поднимает хобот, задает температуру, контролирует ее и удерживает температурный режим в течение заданного времени. Команды “слону” подает тест-программа.

Вызывает как-то меня руководитель отдела Хана Ширан и дает новую задачу: сделать программу для соседей — отдела надежности. В результате тестирования определяются места на микросхеме