Жак Садуль - Записки о большевистской революции Страница 25

Абсолютная неприязнь, демонстрируемая зарубежными странами по отношению к Ленину, Троцкому и их товарищам, похоже, вызывает среди русских рабочих и крестьян — и это психологически естественно — эффект, противоположный ожидавшемуся. Каждый русский демократ, — я отметил это и у самых умеренных, — с присущей русским восприимчивостью, чувствует себя оскорбленным теми унизительными обвинениями, которые расточают большевикам пресса и союзнические власти; в результате же каждый из нас ощущает на себе все более растущую антипатию. Что же касается Троцкого и Ленина, то какими бы стоиками они ни были, какая обида собирается у них на сердце!

«Как, — часто говорят они мне, — вы не понимаете, что вам никогда не удастся отделить нас от русской демократии, что в тот недалекий день, когда вы будете вынуждены признать наше правительство, личные отношения с людьми, клеветавшими на нас самым гнусным образом, будут невозможными, по крайней мере нелегкими, и не смогут носить доверительный характер, необходимый в отношениях между союзниками?»

А разве не может быть и так, что та радость, с которой они поспешно публикуют дипломатические документы (а вернее, документы, которые демонстрируют недобросовестность и неприязнь правительств по отношению друг к другу), отчасти содержит в себе и удовлетворение от личной мести, и желание поставить в неловкое положение и замарать тех, кто их очернял?

Наряду с презрением к людям царит полное игнорирование фактов.

Что бы там ни думали наши дипломаты, на самом же деле большевизм сегодня, как никогда, силен. Ленин и Троцкий могут исчезнуть, но вместе с ними исчезла бы и мощная боевая сила, то есть, вопреки всему, организация и порядок, иначе говоря, та сила, которую могли бы использовать союзники. Но после них их преемники, кем бы они ни были — кадетами или социалистами, — в течение неопределенного периода обязательно будут придерживаться их платформы по вопросу о перемирии и о мире, о земле и о рабочем контроле. Сразу никому не удавалось дать задний ход.

Церетели, Чернов, Гоц и сам Николай II были бы вынуждены стать сочувствующими большевикам, если не большевиками. Они бы расходились с Троцким и Лениным лишь в вопросах формы.

Нужно определиться. И главное — нужно принять решение.

Разорвут ли союзники отношения с Россией или не разорвут?

В этом весь вопрос, и его нужно решать скорее.

Разрыв отношений поневоле бросит Россию, которая не избежит кризиса анархии и не сумеет реорганизоваться в одиночку, в руки Германии. Сепаратный русско-германский мир, очевидно, быстро превратится в экономический и военный союз. Теперь и потом: серьезные трудности у России, серьезные трудности — безусловно, еще более серьезные — у союзников.

Разрыв может также привести к сепаратному миру между союзниками и Центральными империями в ущерб России. Может быть, это было бы лучшим решением, но вместе с тем сколько серьезных опасностей для будущего! Впрочем, мне непозволительно судить о столь важных вопросах как и высказывать то, что может думать социалист вроде меня по поводу чрезвычайно неприятных хлопот, выражающихся в подавлении демократической революции демократическими же нациями.

Если мы не пойдем на разрыв (а мне кажется, я достаточно громко кричал, доказывая безумство разрыва, чтобы его оттянуть), нужно любыми способами начать переговоры с большевиками, хотя бы для того, чтобы избежать разрыва с их стороны.

Ленин и Троцкий не придают большого значения тому, чтобы официально их признали как законное правительство. Но они не приемлют вмешательства союзников во внутреннюю политику России и возмущены открытой поддержкой тех, кого они называют контрреволюционерами. Они уже объявили мне, что если послы, а такой слух прошел, переедут из Петрограда в Могилев — где под крылом у ставки якобы формируется правительство Церетели — Чернова, — их придется, вероятно, арестовать. И в этом случае, к несчастью, они те самые люди, которые немедленно выполняют то, что говорят. Я мог бы процитировать, но у меня на это не хватит времени, десяток других их высказываний, которые показывают, в какое сильное раздражение мы опрометчиво привели этих двух людей, которые, не следует об этом забывать, считают себя временными руководителями (они сами думают, что продержатся максимально не более нескольких месяцев) России, но руководителями фактическими, коль скоро по вопросам собственного снабжения, передвижения, связи, одним словом, по малейшему вопросу представители союзников обязаны официально испрашивать разрешения у Смольного.

Большевики в скором времени примут по отношению к «союзническим контрреволюционерам» строжайшие меры, под стать тем, что применяют союзники против революционеров на Западе.

Таков первый результат отсутствия контактов.

Второй результат: повсеместное усиление анархии. Союзники бойкотируют большевиков, но вместе с тем саботируют Россию и самих себя. Ленин и Троцкий требуют, чтобы с ними напрямую согласовывали все технические вопросы, относящиеся к военным действиям и снабжению, которые обсуждаются союзниками и русским командованием. Нежелание союзников вступать с ними в контакт уже оборачивается самыми серьезными последствиями, и эти последствия станут вскоре непоправимыми.

Они требуют также, чтобы с ними напрямую согласовывались вопросы перемирия. Если правительства не дадут официального ответа, а Германия направит ноту, необходимо, чтобы союзники хотя бы частным порядком изложили свои замечания, которые будут использованы Россией при составлении новой ноты.

До сего времени, кроме генерала Нисселя, который, как мне кажется, правильно понимает ситуацию, представители союзников, похоже, заняты только ожиданием.

Понятно, что они уже не будут советовать разорвать отношения, ясно, что они начинают понимать, что надо было давно начать переговоры (я убеждаю в этом уже две недели), но у меня такое впечатление, что они теперь не знают, на какой почве начать сближение.

И пока они пребывают в нерешительности, события развиваются без них и, стало быть, — против них.

Я уже говорил и повторяю, что можно было:

1. Оттянуть публикацию дипломатических документов и убедить опустить некоторые из них;

2. Отсрочить или внести изменения в сроки и порядок рассылки послам ноты о перемирии.

Но чтобы добиться этих результатов, нужно было вести переговоры. И уже две недели я твержу всем, кто умеет слушать, что, ведя переговоры с Троцким и Лениным, помогая им советом, их можно повернуть лицом к реальности и достаточно легко убедить пойти на сугубо необходимые уступки. Здесь знают, чего я уже сумел от них добиться, хотя я не получал никакого разрешения начинать с ними какие бы то ни было переговоры и не могу ничего обещать им в ответ на их уступки.