Василий Зайцев - Подвиг 1972 № 06 Страница 25

Скажем, на заре где–то мелькнет отблеск зажигалки — снайпер закурил. Засекай эту точку и жди: должна показаться паутина табачного дыма. Пройдет еще немного времени, а может, и целый день, и на какую–то долю секунды покажется каска. Тут не зевай! Но если даже опоздал взять, то уже ясно, где среди ложных позиций действительная.

Эти рассуждения с самим собой привели меня к выводу, что сегодня я должен, как никогда, внимательно следить за тем участком, откуда был сделан выстрел в грудь Саши Грязева.

Переползаю к позиции своего напарника Подкопова и начинаю наблюдение.

Проходит час, второй. От напряжения ломит глаза, устала шея, тяжело держать голову, но я не двигаюсь.

Подкопов убеждает меня: там, куда я смотрю, снайперского гнезда нет, проверено десять раз. Он уползает. Не могу не верить товарищу, но какое–то внутреннее чутье и желание отомстить за смерть Саши не отпускают меня с этой позиции.

Через час снова подползают с перископом Морозов и Подкопов. Теперь мы уже втроем обшариваем все тот же участок.

Над нами пролетают тяжелые снаряды шестиствольного немецкого миномета. Они взрываются в глубине нашей обороны, подымая столбы земли. Такие снаряды–великаны видны в воздухе. Они летят со скрипом, напоминающим голос ишака. Летят, переворачиваясь в воздухе с боку на бок, как поросенок в грязи. Немецкий шестиствольный миномет мы прозвали «ишаком» еще и за то, что он кричал раза два–три в день: на заре, часов в пять, потом в полдень и с наступлением темноты. Видно, знал минометчик, когда наши санитары относили раненых к Волге.

Лежим молча, ведем наблюдение.

Лучи заходящего солнца осветили высоту. Они как бы простреливали темные пятна, освещая каждый бугорок, замеченный нами днем. Чуть ниже вершины валялись снарядные гильзы. От нечего делать я насчитал двадцать три штуки. Стоп! А эта без дна! Через такую гильзу, как через трубу, можно просматривать даль. Я чуть привстал. И вдруг там, в трубке, будто кремень высек искру. Я камнем упал на дно окопа. На противоположной стороне бруствера лопнула разрывная пуля. Около меня уже сидел Николай Куликов.

— Главный, ты жив? — спросил он.

— Как видишь, цигарку кручу.

— Тебя что, опять ранило?

— Да отвяжись ты со своими глупыми вопросами. Цел и невредим.

— Так что же ты дернулся, как барс на жертву?

— Плохо мы следим за новинками противника, — ответил я и рассказал, что произошло.

Гитлеровский снайпер в оплату за свой труд и выдумку получил право на первый выстрел. Теперь выстрел — за русским снайпером…

За ужином мы решили, как будем действовать.

Николай Куликов и Подкопов высказались за то, чтобы выходить на охоту за «гильзами» с ночи. Шайкин с Костриковым не соглашались, утверждая, что снайпер оставит эту гильзу ложной позицией. Морозов и Кузьмин предлагали дождаться общего наступления и тогда под шумок резануть по гильзам.

— Для работы снайперов нужен фон, — философствовал Морозов.

Воловатых и Двояшкин определенного мнения не имели, они просто готовы были выходить на свои старые позиции.

— Давайте вздремнем немножко, — предложил я.

Мои друзья знали, что я люблю подремать с вечера до полуночи: на утренней заре мне не спалось, поэтому молча пропустили меня в темный угол.

Проснулся я около часу ночи. Николай Куликов возился с винтовками, остальные спали. Холод наводил «порядок» в окопах: ребята лежали вплотную друг к другу.

Николай, увидев, что я проснулся, взял винтовку и нырнул в темноту. Я последовал за ним, прихватил автомат и сумку с гранатами.

Ночь выдалась на редкость тихая. Затишье перед бурей: вероятно, противник готовит новый удар, чтобы сбросить нас в Волгу. Не выйдет: отступать нам некуда — за Волгой земли для нас нет…

Заняв позицию невдалеке от спящих товарищей, я стал прислушиваться к тишине и вспоминать встречу с командующим армией генералом Василием Ивановичем Чуйковым. Это было накануне «решающего» наступления, начатого противником утром 16 октября. Тогда, кажется, была такая же напряженная, но не очень тихая ночь, а командующий, пригласив нас к себе в блиндаж для вручения наград, говорил как–то удивительно спокойно:

— Обороняя Сталинград, мы вяжем врага по рукам и ногам. От нашего умения стоять здесь насмерть зависит решение многих крупных задач войны, решение судеб миллионов советских людей, наших отцов, матерей, жен и детей. Но это не значит, что завтра мы будем проявлять неразумную храбрость: она равносильна предательству…

Из его рук на мою ладонь легла медаль «За отвагу».

— Наша решимость сражаться здесь в руинах города под лозунгом «Ни шагу назад!» продиктована волей народа, — продолжал командующий. — Велики просторы за Волгой, но какими глазами мы будем смотреть там на наших людей?

Мне показалось, он спрашивал об этом меня, зная, что я родился и вырос на Урале, там мои родные — дедушка, отец, мать. А сколько знакомых, товарищей! Нет, нельзя мне так показываться с глазами, полными стыда и позора за сданный Сталинград. И я ответил:

— Отступать некуда, за Волгой для нас земли нет!

Эти слова почему–то очень понравились Василию Ивановичу и помощнику начальника Главпура по комсомолу Видюкову Ивану Максимовичу. Видюков схватил мою руку и долго жал ее, приговаривая:

— Вот это правильно, вот это по–комсомольски!

В ту же ночь он побывал на моих позициях. Грозная была ночь, но, как известно, врагу не удалось застать нас врасплох.

Чем же кончится эта ночь и каким будет утро? Неужели сорвется мой план? Надо было позвать сюда Виктора Медведева.

Хороший парень Медведев. Подвижный, неугомонный. Нерасторопных снайперов он критикует одной фразой: «Им нужен добрый понукайло». Как–то недавно пришел к молодым снайперам с беседой о своем опыте охоты за фашистами. Пришел и, ни слова не говоря, развернул перед ними кисет с махоркой — красный, шелковый, с вышивками. Дескать, смотрите, с какой любовью и старанием вышивала этот кисет неизвестная девушка. Из кисета выпали две пустые гильзы.

— Вот и все, что я хотел вам сказать, — произнес он, — пойдемте лучше на позиции, там скорее поймем друг друга.

Правильно, Витя, теория снайперского дела лучше всего усваивается на практике. И снова вспомнились слова Василия Ивановича Чуйкова: «Снайпер не должен ждать момента, когда фашист сам голову высунет. Нужно заставить его обнаружить себя и выдать ему без промедления положенную порцию свинца в голову».

Так и проводил я долгие ночные часы наедине со своими думами. Тишина давила, как петля на шее.

Но вот на востоке прорезалась светлая нитка. Собрался было будить товарищей, а они уже ползут ко мне, тащат завтрак и боеприпасы. Кто–то сообщил: