Виталий Сирота - Живое прошедшее Страница 25

Один раз был на шабашке в Псковской области, в поселке Должицы. Там наша маленькая бригада строила деревянный дом. Я был занят в основном на тяжелых неквалифицированных работах. Рабочий день начинался часов в семь, заканчивался около девяти вечера. Трудились плотно, уставали сильно. Один из нас, С. Т., утром, сидя в постели, закидывал в рот горсть таблеток и только после этого, раскачавшись, вскакивал. Еда была весьма скудной. Держать повара нашей маленькой бригаде оказалось невыгодно, на походы в столовую было жалко времени. Жили в совхозном двухэтажном доме, обшарпанном, с сильнейшим запахом уборной внутри. Во дворе были дровяные сараи, земля покрыта толстым мягким слоем опилок и щепок. В теплую погоду опилки сильно пахли, этот запах смешивался с запахом уборной. Тут же стояли качели, на которых часто качался ребенок лет семи, сын высланной из Ленинграда проститутки, жившей в нашем доме. У мальчика была болезнь сердца и из-за этого очень синюшные губы. Качели мерно поскрипывали, а мальчик что-то пел в ритм с этим скрипом. Пел божественным голосом, напоминающим Робертино Лоретти. Все вместе: голос мальчика, скрип качелей, сильнейший запах, общее чувство неустроенности – сильно действовало на меня.

Наш местный начальник – «представитель заказчика», – как оказалось, понимал в строительстве даже меньше меня, хотя всю жизнь был при этом деле. Мои более опытные товарищи С. Т. и Т. Б. помогали ему уяснить процесс. Зато уже в начале работы местные жители написали на него анонимку с обвинением в получении от нас денег – «откате». Но все рассосалось.

Местные мужчины приходили на стройку посмотреть на нас, новых в деревне людей. Они садились неподалеку на корточки, надвигали на глаза небольшие кепки – «плевки», как называла их моя теща, – закуривали и долго молча наблюдали за нами, с любопытством, скорее дружелюбно. Потом стали предлагать нужные в хозяйстве вещи, например инструмент. Мы спрашивали, сколько стоит. После паузы продавец робко и одновременно с некоторым вызовом называл цену: «А стакан». Мы обычно соглашались. Затем сделки стали происходить и после работы, в доме, где мы жили. Цена всегда была одна и та же. После того как нам стали приносить и домашние вещи, пришлось выгодные покупки прекратить.

Пьянство в те годы было более заметно, чем сейчас. На улицах часто встречались сильно пьяные мужчины. В стране было полторы тысячи медвытрезвителей, куда на специальных машинах свозили тех, кто не мог идти. Все это породило целую субкультуру с песнями, анекдотами, байками.

Пьянство на производстве объяснялось во многом тем, что существовала постоянная нехватка рабочих рук. Уволенный с одного места завтра работал уже на другом заводе.

Брат рассказывал, как на химическом заводе во Владимире иногда после работы устраивали митинг. Для этого в конце рабочего дня неожиданно закрывали проходную, и люди скапливались в заводском дворе. Многие, ничего не подозревая, перед самым концом смены привычно выпивали спирта «на ход ноги», рассчитывая быстро выйти на улицу. Когда митинг заканчивался и людей выпускали через проходную, во дворе оставались лежать невольные жертвы мероприятия. Получалось не «на ход ноги», а «на вынос тела».

Когда я стал подростком, меня на улице часто спрашивали: «Третьим будешь?» Это означало, что двое уже купили (или планируют) пол-литра водки и хотели бы уютно и душевно, в садике или подворотне, разделить содержимое и стоимость бутылки на троих. Тут же была скромная закуска, например плавленый сырок. Бутылка очень приличной водки «Столичная» стоила 3 рубля 7 копеек. Водка похуже, «Московская», – 2 рубля 87 копеек.

Почему-то люто пили стеклодувы, которые работали в Университете, причем самые хорошие мастера особенно сильно и пили. Некоторые, не выпив, вообще не могли приступить к работе. Ждали одиннадцати часов, «когда проснутся малыши» («малыш» – маленькая, на 0,25 литра, бутылка водки). В это время начиналась продажа спиртного, и в магазин посылали «гонца», который «затаривался» на весь коллектив.

На одном из ежегодных «Дней физика» приводился график зависимости производительности труда стеклодува от выпитого спиртного. Кривая имела вид колокола с максимумом около 200 граммов водки. Минимальной и очень большой дозам соответствовала нулевая производительность. Я как-то видел действие большой дозы: в цеху на полу лежали мертвецки пьяные стеклодувы, их мощные горелки шумно работали, а мастер тихо пережидал перерыв в своей каптерке.

Страшно пили в деревнях. Заметно было увеличение числа недоразвитых детей и другие признаки вырождения.

Сурово пила и интеллигенция. Я знал об этом по таким известным примерам, как Довлатов и Высоцкий, но собственными глазами увидел, когда много позже, уже во время перестройки, пытался организовать производство и продажу скульптурных моделей известных городских зданий. Идею мне подсказал генеральный менеджер крупной международной компании. Он дал образец, привезенный из Европы, и сказал, что будет продавать за границей в дорогих отелях мои изделия за очень приличную для меня цену – около 300 долларов за штуку. Я нашел художников и мастеров и наладил производство моделей очень приличного качества. К сожалению, дело не пошло. Менеджер не смог выполнить обещание и наладить сбыт. Но благодаря этой работе я тесно познакомился с ленинградскими художниками. Я бывал в их полуподвальных мастерских с продавленными диванами, облезлыми стульями и столами с остатками «вокзальной» выпивки и еды. В этих мастерских они работали и жили. Художники были хорошо образованны и, по-моему, высокопрофессиональны. Работали они без обычных формальностей – без трудовой книжки, не заботясь о трудовом стаже и прочем, что занимало обычных людей. На мой вопрос, что же будет с его пенсией, один из художников гордо ответил: «А вы представляете себе художника на пенсии?» Они жили в постоянном безденежье, но алкоголь у них не переводился. Получить работу в срок от них было нереально. Характер у каждого был непростой. Они могли хвалить друг друга и рекомендовать мне как заказчику, но так же легко могли и очернить коллегу, едва тот выходил из комнаты.

Причины сильного пьянства в нашей стране, особенно в советский период, разбирать не берусь. Но часто приводимое «споили русский народ» считаю не совсем корректным, так как народ все-таки не скот безвольный, который можно запросто спаивать. Но может быть, я и не прав, и это действительно была осознанная политика. Во всяком случае, теоретик социализма Шигалев из «Бесов» Достоевского считал пьянство очень полезным инструментом для властей социалистического общества.

В родительском доме алкогольной проблемы не было. Отец крепкого спиртного не любил, предпочитал вина, но скорее пробовал их, чем пил. Думаю, что это было в нем от южного детства. Я впервые попробовал алкоголь в старших классах школы. Первый опыт был плох – выпил с друзьями кубинского рома, пришел поздно домой. Родители спали. Меня вырвало, и брат, ни слова не говоря, взял тряпку и все убрал. На студенческих вечеринках иногда перебирал. Как-то друзья, и среди них староста группы Т. К., поздним вечером пешком привели меня домой с Васильевского острова на Выборгскую сторону, на проспект Карла Маркса! Доставляли таким образом домой и моих друзей. Т. Б. как-то привели домой в девичьем пальто.