Сборник - Финансисты, которые изменили мир Страница 26

В 1905 году, в возрасте, когда его сверстники-гимназисты мечтали о духовых ружьях и побеге к индейцам в Америку, юный Кондратьев вступил в партию эсеров. Сорокин последовал за ним годом позже – и приятели на всю жизнь получили клеймо неблагонадежных. Из семинарии Николая выгнали. Из земледельческой школы, в которую он поступил, – тоже. Казалось, никакое будущее, кроме карьеры революционера, ему уже не светило, и Кондратьев с головой окунулся в стихию борьбы: входил в Кинешемский комитет партии эсеров, руководил забастовкой текстильщиков, дважды оказывался в тюрьме. Но и в бурной партийной юности не оставлял мечту об учебе.

В 1907 году Кондратьев и Сорокин уехали подальше от бдительного ока провинциальной полиции в Петербург. Они зарабатывали частными уроками и учились на Черняевских курсах[165]. В 1911 году Кондратьев экстерном сдал экзамены на аттестат зрелости и поступил на юридический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета. Помимо прочего, для этого ему пришлось овладеть на хорошем уровне древнегреческим, латынью, французским и немецким языками в объеме классической гимназии.

Казалось бы, увлечения пылкой юности должны были смениться солидными академическими интересами, особенно после того, как в конце 1913 года вышло в свет первое исследование Кондратьева о деятельности Кинешемского земства. Но усердный студент оставался убежденным эсером, вел кружки рабочих и учащихся и вызывал пристальный интерес полиции. В 1913 году он вновь угодил под следствие и провел месяц за решеткой. Это не помешало либерально настроенному университетскому начальству оставить Кондратьевa при кафедре политической экономики и статистики. Так крестьянский сын сделал первый серьезный шаг к профессорскому званию.

В годы студенчества Кондратьев был личным секретарем известного историка, социолога, специалиста по гражданскому праву профессора М. М. Ковалевского.

Академическая карьера

И все же 1905 год давно минул, надежды на казавшийся близким успех революционной борьбы не оправдались, и молодой борец за народное счастье все больше внимания стал уделять науке, выступал с лекциями, преподавал на агрономических и кооперативных курсах, писал статьи и обзоры для журналов «Заветы», «Вестник Европы», «Жизнь для всех». В январе 1917 года Кондратьев написал статью «Продовольственный кризис и задача организации хозяйства» – о государственном регулировании при преодолении продовольственного кризиса. «Допустимы и желательны лишь те меры воздействия, которые усиливают производительность народного хозяйства», – писал молодой экономист. Этим взглядам он оставался верен до конца жизни.

Буквально через месяц, с победой Февральской революции, у Кондратьева появилась возможность проверить свои идеи на практике. Он был назначен советником главы правительства, Александра Керенского, по делам сельского хозяйства, прошел во Временный совет Российской республики (Предпарламент). В октябре 1917-го 25-летний ученый стал товарищем (заместителем) министра продовольствия Временного правительства и членом Учредительного собрания.

Неудивительно, что Октябрьскую революцию Кондратьев не принял. Он участвовал в подпольной работе Временного правительства и отказывался передать дела представителям Советов, заявляя, что «разложение аппарата» делает невозможным снабжение населения.

Однако честный профессиональный экономист при любом режиме видит широкое поле для применения своих способностей. Перебравшись в 1918 году в Москву, он преподавал, писал статьи. В 1919 году Кондратьев вышел из партии эсеров «ввиду резкого углубления разногласий с ЦК» и начал сотрудничать с новой властью. В 1920 году стал одним из основателей и директором Конъюнктурного института, в котором изучали состояние советского и мирового хозяйства.

Весной 1921 года Кондратьев возглавил управление экономики в Наркомате земледелия. Тем не менее он продолжал оставаться неблагонадежным – теперь уже в глазах новой власти. Кондратьева дважды арестовывали. Питирим Сорокин писал: «В советское время его несколько раз пересаживали из высокого кресла в тюрьму и обратно». В августе 1920-го Кондратьев по делу «Союза возрождения России» был заключен в концлагерь «до конца Гражданской войны», но через месяц усилиями члена коллегии Наркомзема Ивана Теодоровича[166] и руководителя НИИ сельскохозяйственной экономии Александра Чаянова[167] освобожден. В августе 1922 года арестовывался для высылки за границу (вместе с философами Николаем Бердяевым[168], Сергием Булгаковым[169] и другими деятелями науки и культуры), но по настоянию Наркомзема был выпущен из тюрьмы как «человек, который, правда, туго, но эволюционировал по направлению к советской точке зрения». Его друг Питирим Сорокин высылки на «философском пароходе»[170] не избежал.

В конце 1922 года нарком финансов Григорий Сокольников[171] поручил Кондратьеву отслеживать устойчивость новой валюты – червонца, приравненного к золотому десятирублевику царской чеканки, и Конъюнктурный институт переехал на улицу Ильинку, дом 9, в здание Наркомфина (сейчас там располагается Министерство финансов Российской Федерации). Кондратьеву удалось поднять сбор статистических данных на беспрецедентный уровень и благодаря этому получить мировое признание. Начиная с 1926 года составленные Конъюнктурным институтом обзоры экономики перепечатывались в журналах Лондонской экономической школы, в бюллетене Федеральной резервной системы США, в документах Лиги Наций.

Циклы Кондратьева

До 1928 года один за другим вышли в свет несколько трудов Кондратьева, содержавших принципиально новые идеи экономического планирования и взгляды на конъюнктуру мировых рынков. При жизни Кондратьева все его значительные статьи переводились и издавались за границей. Он являлся членом экономических обществ США и Великобритании, был лично или по переписке знаком с крупнейшими экономистами своего времени. В его монографиях «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции» (1922) и «Основы перспективного плана развития сельского и лесного хозяйства» (1925) проводилась «эсеровская» мысль о том, что для России «ведущим звеном» в планировании является сельское хозяйство и что необходим баланс аграрного и индустриального секторов. Главным же достижением и вкладом Кондратьева в мировую науку стала его теория циклов в экономическом, социальном и культурном развитии стран. Первые ее наброски он опубликовал еще в 1922 году и потом продолжал развивать.

Выводы Кондратьева были основаны на анализе динамики основных параметров экономики США, Германии, Англии, Франции за последние 100–150 лет. Сотрудники Конъюнктурного института изучали индексы цен, котировки государственных долговых бумаг, уровни заработной платы, внешнеторгового оборота, добычи угля, золота, производства чугуна и т. д.

Кондратьев первым заметил, что ряд показателей изменяется с циклической регулярностью, а фазы роста и спада чередуются. Период колебаний составляет 50 лет с погрешностью до 10 лет. Следовательно, «большой цикл конъюнктуры» длится от 40 до 60 лет. Впоследствии Йозеф Шумпетер назвал их «циклами Кондратьева».

«…Войны и революции возникают на почве реальных, и прежде всего экономических условий… на почве повышения темпа и напряжения конъюнктуры экономической жизни, обострения экономической конкуренции за рынки и сырье… Социальные потрясения возникают легче всего именно в период бурного натиска новых экономических сил»

В 1924 году Кондратьев с женой побывали в годичной научной командировке в США, Канаде, Англии и Германии – c поручением выяснить пути укрепления экономических позиций СССР. В США они встретились с Питиримом Сорокиным, высланным из России в 1922 году. Сорокин предложил Кондратьеву остаться в США, но Кондратьев был захвачен открывшимися перед ним на родине перспективами.

По возвращении домой он активно участвовал в разработке первого перспективного плана развития сельского хозяйства. В ходе «пятилетки Кондратьева» (1924–1928) российская деревня смогла восстановиться после Гражданской войны.

Кондратьев выступал за пропорциональное развитие промышленности и сельского хозяйства и против непосильных для крестьян налогов и поборов ради строительства фабрик и заводов. Это вызвало неприятие идеологов индустриализации: Зиновьев называл его концепцию «манифестом кулацкой партии», c подачи Сталина термин «кондратьевщина» становится символом вредительства.

В 1928 году Конъюнктурный институт при Наркомфине закрыли, а в 1930-м Николая Кондратьева арестовали, обвинив в саботаже в сельском хозяйстве, «протаскивании буржуазных методов планирования» и принадлежности к мифической «Трудовой крестьянской партии». Чаянов выручить его уже не мог, поскольку сам был арестован по тому же обвинению. В августе 1930 года Сталин писал Молотову[172]: «Вячеслав! Я думаю, что следствие по делу Кондратьева, Громана[173], Садырина[174] нужно вести со всей основательностью, не торопясь. Это дело очень важное… Кондратьева, Громана и пару-другую мерзавцев нужно обязательно расстрелять».