Дуглас Боттинг - Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер Страница 26

Порой летом, во время полнолуния вся семья отправлялась на ночные купания. По ночам морская вода немного остывала и дарила желанную прохладу. На воду спускали «Морскую корову» и отплывали на ней в удобное место. Вода фосфоресцировала в лунном свете. Как-то раз, когда Джеральд отплыл на приличное расстояние и от берега и от лодки, он очутился в стае дельфинов, которые шумно вздыхали, пищали, всплывали и вновь погружались, выпрыгивали вверх и шумно плюхались в воду. Какое-то время мальчик плавал среди них, наслаждаясь присутствием этих удивительных созданий. Но вдруг дельфины, словно подчиняясь неслышному приказу, повернулись и устремились к далеким берегам Албании. «Я высунулся из воды и смотрел, как они плывут вдоль светлой лунной дорожки, то выныривая на поверхность, то с блаженным вздохом снова уходя под воду, теплую, как парное молоко, — вспоминал Джеральд. — За ними тянулся след из крупных, дрожащих пузырей пены, которые вспыхивали, | точно маленькие луны, прежде чем исчезнуть в волнах».

Вскоре семья открыла для себя и иные прелести ночного Корфу — свечение моря и обилие светлячков на оливковых деревьях, растущих вдоль берега. Эти явления наблюдать было легче в новолуние. В ту ночь, когда мама отправилась на морское купание в собственноручно изготовленном купальном костюме, дельфины, светлячки и свечение моря поразили воображение всех членов семьи Дарреллов. Вот что пишет об этом Джеральд:

«Никогда нам не приходилось видеть такого огромного скопления светлячков. Они носились среди деревьев, ползали по траве, кустам и стволам, кружились у нас над головой и зелеными угольками сыпались на подстилки. Потом сверкающие потоки светлячков поплыли над заливом, мелькая почти у самой воды, и как раз в это время, словно по сигналу, появились дельфины. Они входили в залив ровной цепочкой, ритмично раскачиваясь и выставляя из воды свои точно натертые фосфором спины… вверху светлячки, внизу озаренные светом дельфины — это было поистине фантастическое зрелище. Мы видели даже светящиеся следы под водой, у самого дна, где дельфины выводили огненные узоры, а когда они подпрыгивали высоко в воздух, с них градом сыпались сверкающие изумрудные капли, и уже нельзя было разобрать, светлячки перед вами или фосфоресцирующая вода. Почти целый час любовались мы этим ослепительным представлением, а потом светлячки стали возвращаться к берегу и постепенно рассеиваться. Вскоре и дельфины потянулись цепочкой в открытое море, оставляя за собой огненную дорожку, которая искрилась и сверкала и наконец медленно гасла, будто тлеющая ветка, брошенная в залив».

Моторная лодка давала Дарреллам замечательную возможность путешествовать вдоль острова, чего раньше они сделать не могли. Первым это оценил Лесли. Теперь он мог отправиться на охоту в дикую северную часть острова. Иногда он брал с собой Лоуренса и Нэнси, так как его путь пролегал мимо Калами (эта деревушка лежала к северу от Кондокали). «Неделю или две тому назад, — писал Лоуреис Алану Томасу, — мы с Нэнси и Лесли отправились поохотиться на мертвое, заболоченное озеро на севере. Это настоящие тропики. Толстый слой ила покрывал дороги. Он пузырился от горячих болотных газов. Повсюду торчали корни деревьев. Кое-где ил сверкал изумрудным блеском от усевшихся на него стрекоз и москитов. Озеро называется Антиниотисса (враг юности)».

Со временем Луоренс превратился почти в такого же страстного охотника, как и Лесли. Удивительно, что Джеральд сумел сохранить свою любовь к животному миру — ведь он вырос в обществе двух старших братьев, только и мечтавших, чтобы перестрелять всю живность на несколько миль вокруг. Но ему это удалось, несмотря на то, что он честно носил за Лесли его охотничьи сумки, а порой даже принимал участие в охоте на голубей. Лесли стрелял и по голодным, одичавшим собакам, которые увязывались за семьей во время пикников.

Лоуренс относился к миру живой природы с полнейшим безразличием. Единственным, что его заинтересовало, было ночное представление со светлячками. А путешествие с Лесли на озеро пробудило в нем охотничий инстинкт. «Я с ума схожу от стрельбы, — писал он Алану Томасу. — Стрелять цапель я не могу, но вот утки — это совсем другое дело. Утки для меня — это летающая ветчина, снабженная клаксоном. Я не воспринимаю их как живых существ. А принести подстреленную утку домой — это ни с чем не сравнимое ощущение гордости. БУМ. Словно стеклянный стакан разбился где-то вдалеке. Я могу настрелять сотню уток без малейшего угрызения совести». Утки для Лоуренса были почти тем же, что и осьминоги, на которых он научился охотиться по греческому способу с помощью палки с крючком — «нечто грязное и отвратительное».

После нескольких охотничьих вылазок на север острова Лоуренс начал менять свое мнение о Лесли. «Клянусь, ты бы не узнал Лесли, — писал он Алану Томасу летом 1936 года. — Он стал удивительно цельной и сильной натурой, он может поддерживать разговор почти как доктор Джонсон. Когда он идет с двумя ружьями и еще с одним за спиной, так и кажется, что вот сейчас он начнет палить направо и налево». Лесли воображал себя крутым парнем в крутом мире, лучшим стрелком на острове. Он ходил повсюду «грязный, небритый и распространял вокруг себя запах ружейного масла и крови».

Дарреллы приобрети фотоаппарат «Кодак» и занялись фотографией. Они снимали друг друга и восхитительные виды острова. Чаще всего снимал Лесли, у него открылся настоящий дар фотографа. Но замечал он не только красоту окружающей природы, но и красоту женщин. На снимке Марии, служанки в доме Дарреллов, он написал: «Мария, наша служанка (веселая милашка)».

Ближе к осени 1936 года мама решила отказаться от услуг Пэта Эванса. Как утверждал Джеральд, это произошло потому, что Пэт влюбился в Марго, и Марго ответила ему взаимностью. Так Джеральд лишился самого верного помощника и товарища по литературным занятиям и изучению естественной истории. Изгнанный из рая, безутешный Эванс отправился на материк. Он так и остался в Греции. Во время войны он стал национальным героем, сражаясь за свою родину за линией фронта. Эванс был английским разведчиком в оккупированной нацистами Македонии. Застенчивый и неуверенный в себе Эванс, по словам Марго, «был очень, очень привлекательным». Маргарет глубоко влюбилась в него. Известие об его отъезде потрясло ее. Она заперлась на чердаке и предалась неумеренному обжорству. «В этот период Марго находилась в отвратительном настроении, — вспоминала Нэнси. — Она очень сильно располнела. Я хочу сказать, что она стала по-настоящему жирной. Марго стыдилась своей внешности и не хотела выходить из комнаты — она даже не спускалась к обеду». Проблемы с весом были вызваны не обжорством и не разбитым сердцем. Позже медицинское обследование показало, что у нее возникло эндокринное заболевание, из-за которого она прибавляла по фунту в день.