Вожди комсомола. 100 лет ВЛКСМ в биографиях лидеров - Леонид Михайлович Млечин Страница 26

Выпускники института по праву гордились тем, что из ИФЛИ вышел цвет московской интеллигенции. Выпускник ИФЛИ Юрий Павлович Шарапов, фронтовик, известный историк, издал небольшим тиражом очерк истории института – «Лицей в Сокольниках». И в очерке чуть не на каждой странице знаменитое имя. Правда, многие из студентов ИФЛИ погибли на фронтах Великой Отечественной.

Конечно, бывшие ифлийцы на склоне лет, вполне возможно, несколько преувеличивали свободомыслие студенчества и степень «ифлийского братства».

«Тогда еще не было Высшей партшколы, – вспоминал ифлиеец Григорий Померанц, добровольцем ушедший на фронт, – и кадры в ИФЛИ наколачивали подковы на свои копыта. Несколько мальчиков и девочек из десятилеток, принятых на первый курс, выглядели как Иванушка и Аленушка в избе у Бабы-яги…

На старших курсах извивался клубок змей. Кадры могли уцелеть, только уничтожая друг друга, и они это поняли. Каждая ошибка на семинаре разоблачалась как троцкистская вылазка. В каждом номере стенгазеты кого-то съедали живьем».

По количеству поэтов и непризнанных гениев ИФЛИ не знал себе равных. Сама атмосфера ИФЛИ, находившегося в Сокольниках, прямо в лесу, располагала к поэзии. Среди ифлийцев – Семен Гудзенко, Павел Коган, Юрий Левитанский, Давид Самойлов, Михаил Матусовский, Сергей Наровчатов, будущий литературовед (и диссидент) Лев Копелев и его жена Раиса Орлова. В аспирантуре ИФЛИ учился Константин Симонов, но не доучился, потому что отправился военным корреспондентом на Халхин-Гол. Студентом-заочником был Александр Солженицын.

Институт притягивал к себе и будущих историков, и философов. С философского факультета вышли такие известные ученые, как Арсений Гулыга и Александр Зиновьев.

«Как я теперь понимаю, – вспоминал Александр Твардовский, учившийся в том же институте, – в ИФЛИ не было такого разудалого вольномыслия, да и годы, когда я учился, вовсе не способствовали свободе собственных мнений, хотя юные индивидуальности стремились быть каждый на особицу.

Это может показаться странным и невероятным, но в тридцать седьмом, восьмом, девятом, то есть в годы разгула сталинского террора, не пощадившего и ИФЛИ (и там сажали – и студентов, и преподавателей, а на комсомольских собраниях, проходивших каждую неделю по два-три раза, на трибуну выходили чередом дети «врагов народа» и каялись, что проглядели, не увидели, как у них под боком мама или папа… – говорилось с оттенком отчужденной брезгливости: «отец», «мать» или чаще – «он», «она»), в это время поэты еще громогласно провозглашали что-то свое».

Когда началась война, ушли на фронт не только юноши, но и девушки. В один день, 31 июля 1941 года, приказом по институту отчислили сто тридцать восемь человек в связи с уходом в армию. Как выразился поэт Юрий Левитанский, «это была война детей».

В народное ополчение записался добровольцем аспирант Московского планового института Алексей Климов, но его отозвали и сделали секретарем Бауманского райкома комсомола. А в сентябре 1947 года он стал секретарем ЦК ВЛКСМ по пропаганде.

Студент экономического факультета ИФЛИ восемнадцатилетний Ефим Дыскин, наводчик орудия 3-й батареи 694-го истребительно-противотанкового полка, 17 ноября подбил семь немецких танков. Трижды раненный, продолжал вести огонь, пока были силы. Ему присвоили звание Героя Советского Союза. Думали, что посмертно. Оказалось, он выжил. Маршал Жуков после войны рассказал о Ефиме Дыскине, который стал доктором наук, профессором и руководил кафедрой в Военно-медицинской академии.

Физически крепкие студенты попадали в ставшую знаменитой Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения Наркомата внутренних дел (ОМСБОН). Отбирала их комиссия ЦК комсомола, потом медицинская комиссия на стадионе «Динамо». Среди бойцов бригады – три десятка Героев Советского Союза. Первым «Золотой Звезды» удостоился секретарь комитета комсомола Второго часового завода Лазарь Паперник.

16 октября Отдельная мотострелковая бригада особого назначения заняла позиции в центре Москвы. Среди бойцов бригады был будущий академик Александр Ефимович Шейндлин:

«Мы получили оружие, надо сказать, несколько странное – это были винтовки старого образца, производства чуть ли не 1889 года. Некоторым из нас выдали маузеры в деревянных кобурах явно дореволюционного времени. Наше отделение состояло в основном из старшекурсников ИФЛИ. Моими товарищами оказались будущие поэты Семен Гудзенко и Юрий Левитанский.

16 октября нас подняли по тревоге. Ночью мы строем шли по Москве. Город был пустынен, и даже центр практически никем не охранялся. Наша группа патрулировала нынешнюю Тверскую улицу. И вдруг без объявления воздушной тревоги около известного москвичам магазина «Диета», куда выстроилась огромная очередь, упала немецкая бомба. Страшно вспоминать множество убитых, в основном женщин и детей».

«В недостроенном здании напротив редакции газеты «Известия» мы с Феликсом Курлатом оборудуем пулеметное гнездо, – вспоминал Александр Зевелев, будущий профессор, а тогда студент исторического факультета ИФЛИ. – В расчете я номер один, Феликс – номер два. Два дня живем на огневой точке».

Сделанное столичной молодежью, считавшейся изнеженной и не готовой к суровым испытаниям, заслуживает высочайшего уважения. Самопожертвование считалось нормой жизни. Поэтому немцы и не прошли.

Пулемет в горкоме

Осенью сорок первого в столице, к которой вплотную придвинулся фронт, секретарь московского горкома комсомола по военной работе Александр Шелепин отбирал добровольцев для партизанских отрядов, для диверсий в тылу врага.

Проситься в партизаны пришла ученица 201-й московской школы Зоя Космодемьянская. Шелепину показалось, что ей это не по силам, и отказал. А потом все-таки отправил Зою в диверсионно-разведывательную школу. В Кунцеве, в помещении детского сада, вчерашних школьников наскоро готовили к зафронтовой работе.

Полный курс проходили за десять дней. И это-то ничтожно короткий срок, а группу Зои сочли готовой к заброске в тыл врага всего через четыре дня! Отправить на сложнейшее задание необученную молодежь – заведомо обречь ее на гибель. Никакой военной необходимостью эти жертвы не оправдывались. Но такова была воля вождя, и командиры спешили отчитаться об исполнении сталинского приказа. В диверсионные группы с сентября по декабрь 1941 года взяли две тысячи юношей и девушек. Той зимой погиб каждый четвертый.

23 ноября группа перебралась на занятую немцами территорию возле Наро-Фоминска. Пять дней они двигались в сторону деревни Петрищево. Большая часть группы погибла, остались трое. Вечером 27 ноября двое пробрались в деревню, перерезали провод полевого телефона и подожгли конюшню. Загорелась и изба крестьянина Петра Свиридова. Тот выскочил из избы, схватил поджигателей и передал немцам.

Один – Василий Клубков – предпочел все рассказать. Согласился работать на немцев, и его переправили назад через линию фронта. Он попал в руки чекистов, и его расстреляли. А Зоя Космодемьянская на допросе упорно молчала, даже не назвала свое настоящее имя. Утром 29 ноября немцы Зою повесили. Ее трагическая судьба так потрясла людей даже в те суровые времена, что на смерть девушки откликнулась вся страна. Зоя стала символом стойкости и мужества.

Совсем не официозная поэтесса Маргарита