Иван Ефимов - Не сотвори себе кумира Страница 26

А мне и невдомек, что на газетине портрет товарища Сталина, и общипал уж я его до усов и покидал оборвыши на пашню. Поглядел на плоды рук своих, да что подумавши и брякнул: «Его портреты, почитай, в каждой газете печатают, так что же, на стенку их клеить да молиться или в сундук убирать?» И, закуривши, встал и всей бригаде велел подниматься. А потом и забыл про то за делами, да и времени прошло немало… А теперь видишь ты, и вспомнили-теперь бают, что я все делал будто бы с целью, имея в душе злость на власть и на товарища Сталина. Дескать, и урожай на том участке в прошлом годе не вышел из-за моего нерадения колхозному строю, а не из-за того, что в грязь жито запахивали. Что я и вредитель, и вроде как враг.

И те обрывки газеты обрисовали уже не так, как было. Я будто бы нарочно вырвал из газетины портрет и на глазах у всей бригады бросил в грязь и затоптал ногами. Да еще будто бы приговаривал: «Вот кто заставляет вас сеять не вовремя, а не я». С меня-де взятки гладки!

Пушкина вызывали на допрос еще раза два, и ом без малейшего боя подписал протокол. На этап его взяли вскоре после праздника Октября. Как-то перед вечером открылась дверь, и надзиратель привычно объявил:

– Пушкин, собирайся!

– Есть,- проворно вскочил Петр Иванович.

– Выходи с вещами… И Олимпиев, тоже выходи.- добавил надзиратель, поглядев в список.

Петр Иванович по-деловому завязал свой скудный мешок, крепко и горячо пожал всем руки, попутно приговаривая, как бы успокаивая себя:

– Поедем, ребята, в Сибирь ишачить за казенные харчи… Любая работа лучше, чем тут задыхаться без вольного воздуха… Прощевайте все!- И быстро скрыло за дверью, словно вылетев из клетки.

Молчаливый Олимпиев, недавний счетовод на льнозаводе, пробывший в камере около трех недель и произнесший за это время не больше двух десятков его», простился молча. Но на влажных его глазах копились слезы.

Проводили мы за месяц уже шестую пару, убывающую в неизвестность. Когда-то наступит и наш черед… Полагаться оставалось на одну лишь судьбу да на наших заботливых хозяев.

Артемьев рассказывал историю своей жизни неторопливо, по кусочку в день, и как бы глядя со стороны была повесть о нашем крестьянине-середняке.

– Революция застала меня на позициях Запада. фронта, в период затишья боевых действий, когда солдатам воевать надоело; свержение царского строя и объявление свободы мы встретили с радостью, а когда через восемь месяцев установилась Советская власть и были объявлены декреты о мире и земле, солдатня, состоявшая почти вся из крестьян, хлынула по своим домам.

Ранней весной восемнадцатого вернулся в свою валдайскую деревню и я, с тощим солдатским мешком, с винтовкой на плече и двумя «Георгиями» на груди. Дома не был больше четырех лет, и многое там переменилось… Надо сказать, что женился я двадцати лет, по по-нынешним временам рано, и вскорости, отделившись от отца, взял положенный надел земли и срубил избу. К началу войны у нас с Надюхой народились один за Другим два сына, а когда вернулся с войны, оба уже в школу пошли и, рассуждая по-крестьянски, были уже помощниками в хозяйстве.

Хозяйничать в те годы было не судьба, потому как началась гражданская война. Достал я винтовку с сеновала, почистил и побрел в военкомат добровольцем. А когда через два года вернулся насовсем, по избе уже бегала дочурка Любаша… Жистя в начале шла туговато, как все знают; за годы двух войн земли запустили, почва истощала без удобрений, изголодалась по навозу, который в иных дворах не вывозился годами.

Прошедшие годы отодвинули заведенную жизнь как е 'ад на целый век. И только после того, как власть ила продразверстку трудовым налогом, деревня . снова в гору, как кобыла с овса.

– Вы словно учитель обществоведения рассказываете, а не как малограмотный крестьянин,-сказал Фролов.

– Малограмотным-то я и не был николи. И в семье нашей малограмотных нет. Дело-то ведь не столько в школах, сколько в желании учиться. Нет у человека желания, не тянется душа к знаниям – и ничему не научится…

– Ну а если школ мало,- не унимался Фролов,- Учиться негде? Тут одного желания недостаточно.

– Все молодые деятели так рассуждают, как вы, товарищ политрук, а все же я прав. От желания все зависит и, ежели его в человеке нету, он так пустоцветом и останется, будь хоть на каждом шагу школа или какое мастерство. И насчет школ вы не правы. В Европейской в каждом селе, где церковь стоит, была школа ильная или двухклассная. А сёл на Руси, как известно, много, почитай, не реже, как верст десять одно от другого. И в Сибири были школы, потому как русский мужик заселял и церкви там ставил… Ломоносов – захотел развить свои дарования, академиком стал. А ведь тоже мужицкий сын… А другого х в академии учи – толку не будет. Все люди разными и родятся, вот что!

– При социализме все люди будут равны!- авторитетно сказал Фролов.

– Не может того быть, не может. Равенства между людьми никогда не было и не будет, если вы признаем природу.

– Это физиология.

– А по мне хоть зоология… Человека создает природа, и ее не переделаешь. Все мы разные, хотя все числимся людьми, как ель и береза деревьями. А ведь, они, береза и ель, даже не похожи друг на друга. польза от них разная. Тоже и люди…

Школу окончил сельскую,- продолжал Кудимыч, и, если бы не читал книжек, все давно позабыл бы. Всеграмотным человек становится не от того, что он в школе зазубрил, а больше от жизни, от совершенствован и практики, от пытливой любознательности. Многие м сверстники, которые после школы ничего печатного руки не брали, только и умели что расписываться.

Газету и журнал агрономический я выписывал постоянно, и хозяйство свое старался сделать доходны семья того требовала… Землицы нам хорошо прибави двадцатом, да вся она была запущенной, поросла кустарником. Никого не забыть, как мы поднимали целину) Поруби кустовые. Упрямый конь иной раз весь сгорбится натуги, аж ноги дрожат, а не разодрать сцепившихся земле кореньев.

Иду, бывало, мокрый, навалясь на плуг, а жена перед мордой сопящего коня пятится задом и прорубает топором след в земле, чтобы плуга не поломать и коню было легче. И ребятишки тут же, кусты и коренья собирают и жгут. Пройдешь так борозду из конца в конец света божьего не взвидишь. Течет со всего, как с карася. Зато и урожаи были.

Так вот и шли годы. Тяжелый труд и любовь к земле приносили обильные плоды! И не одно мое хозяйств стало на ноги к концу двадцатых годов. Во всей деревне не было домов, где по воскресеньям и праздника» зимнее время не пахло бы пирогами да говядиной щенствовали, как теперь, так и прежде, только те, любит утром, в рабочую пору, поспать да на сходках погорланить, или какая-нибудь вдова с пятком ребятишек… Или пьянчужка какой…