Геннадий Козлов - Грустный оптимизм счастливого поколения Страница 26

Научные сотрудники крайне чувствительны к оценке своих идей и прозрений, критика со стороны руководителя должна быть очень взвешенной и щадящей. Интересно, что люди редко адекватно оценивают свои творческие способности. Большая часть склонна их преуменьшать и скрытно завидует другим, более одаренным. Но бывают и обратные случаи. Как ни странно, но завышенная самооценка в науке часто помогает продвижению. Не зря, видно, говорят, что другие ценят тебя так, как ценишь себя сам.

Люди, попавшие в науку, прошли через многоступенчатый отбор в школе, вузе, аспирантуре, при устройстве на работу. Все они по своим способностям относятся к элите общества. Но, несмотря на это, далеко не всем удается достичь научного признания. Огромную роль здесь играет окружение и моральный климат в коллективе.

Научные сотрудники, являясь творческими людьми, разнообразно проявляют себя и вне стен лаборатории. Они или горнолыжники и яхтсмены, или заядлые туристы и альпинисты, или поклонники камерной музыки, знатоки живописи и тонкие ценители литературы. Загляни внутрь любого, и найдешь там что-нибудь глубоко нетривиальное.

Работая в научном коллективе, очень важно научиться радоваться чужим достижениям, иначе жизнь может превратиться в сплошные страдания, лишающие сил и бодрости духа.

Окружающая среда в научном мире не всегда дружелюбна в силу постоянно присутствующей конкуренции. Наиболее жесткие формы она принимает среди собратьев, работающих над схожими научными проблемами. Когда же дело касается высокопрестижных исследований, обстановка просто напоминает боевые действия. В армейских терминах потенциал сторон определяется уровнем применяемой техники, выучкой личного состава и творческим потенциалом штаба.

Техника. В американских и европейских физических лабораториях техника практически вся покупная. Самоделки встречаются только в тех случаях, когда требуется что-то сугубо специальное для данного эксперимента. Приобрести требуемый прибор или приспособление для них элементарно просто и быстро (несколько дней). Были бы только деньги. Это давало нашим зарубежным конкурентам неоспоримое преимущество. Сейчас и в России, в принципе, почти все зарубежное оборудование тоже стало доступно. Вот только с деньгами не очень.

В былые же времена ситуация была совсем иной, требующей от исследователя творческого подхода не только в экспериментальной практике, но и в организационных делах. Приборы (отечественные) нужно было заказывать за год, притом не все заявки удовлетворялись. В силу этого была большая потребность в самоделках. В физических институтах существовала целая сеть вспомогательных подразделений, таких как конструкторское бюро, механическая, оптическая, стеклодувная, радиомонтажная, ремонтная, столярная мастерские, кузница, гальваника, службы научно-технической информации и поверки приборов. В каждой лаборатории, кроме того, были свои мастерские, а в каждом подразделении еще механики и техники. Фактически полное многоуровневое натуральное хозяйство. В верхних эшелонах оно было не очень мобильно. Для продвижения своих заказов важно было иметь дружеские отношения с руководителями соответствующих мастерских и служб. Подарки, а тем более деньги в этой сфере хождения не имели. Валютой был исключительно спирт, который выдавался научным сотрудникам для промывки и протирки контактов и оптических деталей, но обычно шел на более насущные нужды.

Покупные приборы советского производства обычно уступали по своим параметрам западным аналогам и к тому же не отличались высокой надежностью, зато были габаритными, что придавало установкам солидность. Так, наши спектрометры занимали площадь с десяток квадратных метров и были смонтированы в три яруса. Приборы, собранные на радиолампах, гудели в разных тональностях своими вентиляторами и давали столько тепла, что даже зимой в лаборатории было жарко.

Перевод электроники на полупроводники, а затем и на интегральные схемы не только радикально уменьшил габариты установок, но и лишил их прежней убедительности и фотогеничности. Это как с заменой паровозов на тепловозы и электровозы: полное разочарование для художников – ни тебе труб с развевающимися на ветру клубами дыма и пара, ни топки с гудящим пламенем, ни огромных раскрашенных колес с шатунами. Даже движение передать нечем. Аналогично и с компьютерами – первые, ламповые занимали целые залы, весили десятки тонн и потребляли полторы сотни киловатт. Работать на них могли только избранные, специально обученные и очень уважаемые люди.

В общем, наша родная техника была много более впечатляющей, чем западная, хотя и уступала ей по некоторым другим существенным параметрам. Последнее обстоятельство компенсировалось энтузиазмом исследователей. Заграничные ученые уже тогда жили широко и красиво, на уик-энд ездили к морю, а в отпуск на Мальдивы. У нас же ничего интереснее работы не было. К тому же и жили тесновато, как правило вместе с тещей, так что на работу шли как на праздник. Помимо этого, наше преимущество точно отражено в русской пословице: «Голь на выдумку хитра». К примеру, американцы в радиолокаторах прежде делали две отдельные антенны – одну на излучение, вторую на прием. А наши – исхитрились их совместить в одну, что сильно озадачило заграничных коллег.

Выучка. Массовое образование у нас было посильнее, чем где-либо. Даже из сельских школ ребята поступали в центральные вузы. Причем стремились именно к знаниям, а не только к получению заветного диплома. Среди физиков в Москве более других котировались МГУ, ФИЗТЕХ и МИФИ.

Сейчас с образованием дела весьма плохи. Дипломы стали важнее знаний. Университетов – море, но добыть диплом можно, вообще не учась. Плати и ни в чем себе не отказывай. Выпускником любого вуза можно стать, не выходя из метро. В руки подобных специалистов и попала страна. В науке стало немало липовых аспирантов, уклоняющихся от призыва в армию. Так что с выучкой и творческих кадров у нас дело обстоит сейчас тоже не очень. Хорошо еще, что наши люди от природы большие выдумщики и затейники, а вот в части реализации слабоваты. Отсюда и проблемы в соревновании с более системными конкурентами.

Штаб. Руководители науки у нас и самые опытные, и самые старые в мире. Среди них встречаются уникумы вроде Прохорова, сохранившие до преклонного возраста здравый ум и живой интерес к делу. Но природа даже в среде академиков берет свое. В девяносто лет они уже редко помнят начало десятиминутного разговора. Но самое печальное, что и замену-то им не всегда сыщешь. В вузах шестидесяти-, семидесятилетний профессор считается перспективным кадром на должность заведующего кафедрой или декана. Слава богу, пенсионеры (в отличие от остальных) оказались весьма живучими. Видимо, достигнув почтенного возраста, человек чувствует себя спокойнее, как-то привычнее к неприятностям и оттого увереннее. Короче говоря, штаб пока есть, но уже на исходе.