Николай Мельниченко - Ещё вчера… Страница 26

Однажды учителям выдали по большому кругу жмыха (макухи, шрота) – отходов из неочищенных семечек подсолнечника после отжима масла. Берин пришел к маме и спросил: "Из чего изготовляется этот удивительно вкусный продукт? Почему он до войны мне не попадался?". Мама не смогла ему разъяснить, что "удивительно вкусным продуктом" до войны кормили только свиней…

Взгляд из будущего. Немецкий язык я учил в школе, институте и при подготовке в аспирантуру, – в общей сложности – более десяти лет. Научился склонять der, die, das с небольшими ошибками, могу перевести со словарем "Anna und Marta baden". Ну, не встречались мне больше в жизни учителя, по лысине которых стреляли горохом…

Не знаю по каким причинам, возможно – для экономии, мы на пару месяцев переехали поближе к школе и стали жить вместе с Мильманами, шесть человек в одной комнатенке. Мне, как, наверное, маме и Тамиле, стало жить хуже. Я лишился своего ночного читального зала. Наш класс стал заниматься во вторую смену, и мне вменили чистку картошки для совместного обеда на шесть персон. Кастрюля была очень большая, так как производимое варево было для всех первым, вторым и десертом. Картошка, наоборот, была размера взрослого желудя. Сначала дело двигалось очень медленно и трудно. Постепенно я научился снимать тончайшие "мундиры" из своих желудей с большой скоростью. Руки все делали сами, и можно было в это время размышлять о чем угодно. Таким образом, у меня как бы прибавлялось свободное время. До сих пор не могу видеть, как небрежно кромсают картошку неумехи. Кстати, надо рассказать уже все о картошке: "основной продукт" той эпохи этого заслуживает. Во время войны целую картошку весной никто не сажал. Сажали "верхушки клубней картофеля". В специальных статьях в газетах, плакатах и даже на специальных курсах подробно освещалась технология этого дела. Для посадки отрезался только маленький сегмент с "глазками", специально готовился к посадке. Все остальное шло в пищу. Я думаю, этот способ спас тысячи и тысячи людей от голодной смерти. Крупные картофелины мы бережно сохраняли для больших праздников. Тогда все собирались за праздничным столом и его главным блюдом и украшением были "деруны" – оладьи из свеженатертого картофеля. Весной обнаружился еще один источник поступления "почти картофеля". При вскапывании огорода часто отрывались некие серые мешочки. Это оказался не выкопанный прошлогодний картофель, перезимовавший под глубоким снегом. В тонком коричневом "мундире" находилось сыпучее белое вещество: смесь крахмала и еще чего-то съедобного. Запах был, конечно, не Шанель номер 5, но вполне сносный – картошка не сгнила, а каким-то образом потеряла влагу. К тому времени я научился молоть откуда-то полученное зерно – пшеницу пополам с ячменем, затворять настоящее тесто на дрожжах и печь хлеб. Тонкость размола на самодельной мельнице по типу кофейной – "оставляла желать", поэтому хлеб получался еще более зернистый, чем современные элитный и лечебный… Связующая добавка крахмала и "еще чего-то съедобного" оказалась весьма кстати. До сих пор помню восхитительный вкус Своего Хлеба! Мама сначала недоверчиво смотрела на мои эксперименты, опасаясь, что я окончательно загублю хоть и малосъедобные продукты. Попробовав Хлеб, она удивленно протянула: "Вку-у-сно!". Тамила молча отщипывала маленькие кусочки, с чувством разжевывала их и с обожанием смотрела на меня – кормильца несчастного…

Кое-что для пропитания моих родных женщин мне удалось добывать путем отравления народа. Заслуживаю снисхождения, ибо не ведал, что творил… (Недавно прочитал статью экологов, о том, что в средние века жизнь народа была короткой тоже по этим причинам. А ведь среди них были мыслители – не мне чета!) Дело было так. Из Деребчина еще у нас была эмалированная мисочка, очень зеленая и очень нужная. Наконец она прохудилась, и мама сказала, что без этой мисочки она "як без рук". Желая вернуть ей руки, в тире за селом я откопал несколько свинцовых пулек от малокалиберных патронов. С – надцатой попытки, мне удалось заклепать свинцом (!) дырку так, что миска не протекала. Мама очень обрадовалась и похвасталась соседке неожиданной реставрацией потерянного. Немедленно я был завален горой прохудившейся посуды. Приходилось "просить пардону" у тех, чьи дырки значительно превышали размер пули. Остальным – "возвращал руки". Я, конечно, ничего не просил за работу, но благодарные "руки" всегда что-нибудь приносили съестное. Чтобы хоть немного оправдаться перед историей, хочу призвать весь народ: "ДЕТИ! НИКОГДА НЕ КЛЕПАЙТЕ ПИЩЕВУЮ ПОСУДУ СВИНЦОМ! МИНЗДРАВ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ: ЭТО ОПАСНО ДЛЯ ВАШЕГО ЗДОРОВЬЯ! КАК ПОКАЗАЛИ ИССЛЕДОВАНИЯ АРХЕОЛОГОВ, ВСЕ ДРЕВНИЕ УМЕРЛИ ОТ ХОРОШЕГО ПИТАНИЯ СО СВИНЦОВОЙ ПОСУДЫ И УПОТРЕБЛЕНИЯ ДЛЯ ОКРАШИВАНИЯ ОДЕЖДЫ КРАСОК, СОДЕРЖАЩИХ МЫШЬЯК!" Здесь, правда, я допустил перебор: одежду мышьяком я не красил, честное пионерское!

Зимой 1943года мы переехали совсем близко к школе. Семья наших новых хозяев Фроловых состояла из замученной жизненными невзгодами женщины и выводка детей, старший из которых Валька был чуть моложе меня. Это были переселенцы со ставшей нам родной Тамбовщины. Глава семьи успел перед войной построить только саманную избу с плоской глиняной крышей. После его ухода на войну семья страшно бедствовала, голодала. От довоенной, тоже не самой роскошной жизни у них осталась старая собака, несколько кур и отощавший поросенок, которого берегли на черный день. Валька искал свою собаку не иначе как громкими криками: "Жучка, на! Кусок! Хлеба! С маслом!", – безуспешно надеясь, что, услышав о таких, невиданных даже для хозяина яствах, старая собака резво прибежит.

В сенях у Фроловых хранились подвешенными большие запасы табака – листьев и стеблей. Перед всеми праздниками на фронт готовились подарки. Женщины вязали шерстяные варежки с одним указательным пальцем "для стрельбы", теплые носки. Фроловы и мы, не имея другой шерсти, кроме собственной, могли готовить только махорку. Листья табака нарезались тоненькой лапшой. Стебли табака подсушивались в печке, затем дробились в большой деревянной ступе с ножным "приводом". На качающейся доске с одной стороны было закреплено "било", входящее в ступу, точной копии средства передвижения ведьм. "Ступач" (обычно – я), балансируя на шарнире доски, заставлял било с нужной силой дробить сухие стебли. Искусство было в том, чтобы не превратить драгоценный продукт в пыль, и получить максимум зерен нужного размера. Из полученной смеси отсеивались пыль и крупные куски (они снова шли в ступу). Нужную фракцию смешивали с нарезанными листьями. Это и была желанная махорка, которую насыпали в кисеты с трогательными вышитыми надписями для отправки на фронт. Часто в кисеты вкладывали письма неизвестному бойцу с пожеланиями и поздравлениями. Такие подарки на фронт были святым, истинно всенародным делом…