Проза о неблизких путешествиях, совершенных автором за годы долгой гастрольной жизни - Игорь Миронович Губерман Страница 27

И вот наконец повезло, потому что мне была подарена удивительная книжка – «Экономика ГУЛАГА как система подневольного труда», написанная по материалам Вятлага.

Ох, не для блаженного вечернего чтения годилась эта книга, только я ее листал несколько дней подряд после отъезда из города. Из нее и почерпнул я то, что изложить хочу, а вот об авторе ее – немного позже, ибо это тоже очень важно.

Для начала – маленькая цитата. В середине восемнадцатого века пехотный капитан Николай Рычков вышел в отставку и по влечению ума и сердца, а может быть, и по генетической памяти (его отец был известным географом) стал путешественником – поступил адъюнктом в Академию наук и участвовал в экспедиции Палласа по описанию южных территорий Российской империи. Выпущенная им в результате странствий книга называлась замечательно красиво: «Журнал, или Дневные записки путешествия по разным провинциям Российского государства в 1769 и 1770 годах».

О здешнем крае написал он искренне и кратко: «Пространство северной части Вятской страны удобно для обиталища не людям, но зверям, привыкшим жить среди ужасных болот и лесов, каковы суть там все места». Не знаю, написал ли он о комарах, мошке и слепнях, сосущих кровь, а также про дичайшую нехватку чистой питьевой воды. Однако полтора века спустя советской империи остро понадобилась древесина, тут силами первых зэков проложили местную дорогу, и в огромный лагерь хлынули люди, обреченные в невыносимых для жизни условиях заготавливать лес.

Не в силах я описывать кошмар того гибельного рабского существования, гораздо проще мне недлинные цитаты привести. Тем более что одна – из выступления начальника лагеря (!) на партийном активе, то есть перед устроителями этого медленного убийства десятков тысяч людей. Он сдержанно и лаконично перечислял: «Нет света, тепла, сушилок, бань, матрасов на нарах. Использование рабочей силы на большинстве лагерных пунктов – просто варварское». Продукты «разворовываются прямо со складов и кухонь». Это он своим же говорил, однопартийцам и сотрудникам, тем как раз, кто заставлял зэков «работать до шестнадцати часов в сутки» и подвергал голоду за невыполнение плана. Такой работы даже лошади не выносили: был год, когда от голода и непосильной нагрузки пало три четверти конского поголовья лагеря.

Не пойму только, читая, для чего он это говорил, ведь ничего никто не мог переменить в сложившейся во всей стране системе. Вот скупые слова одного из зэков, чудом выжившего в лагере: «Даже ко всему привычные кряжистые мужики на тех харчах, в тех условиях и при нечеловеческих нормах больше трех лет не выдерживали». Это о смерти говорится, в лучшем случае – о переходе в инвалиды. Четверть Вятлага доживала срок в инвалидных бараках. А по всей империи – миллионы.

Вся книга, из которой только крохи я заимствовал, – не только о неэффективности рабского труда (с чисто экономической точки зрения, все человеческое мы пока не трогаем), но и про то, что эти полигоны подневольного труда разлагающе, тлетворно влияли на всю страну. Как и влияют до сих пор. Теперь – об авторе ее.

Эту книгу написал тогдашний губернатор Кировской области Никита Белых. Вы когда-нибудь хоть слышали о современном губернаторе, который мог бы написать такую книгу? Я лично – нет. Даже представить себе не мог. Никита Белых – кандидат экономических наук (это как раз тема его диссертации) и кандидат исторических наук.

Мне довелось чуть пообщаться с ним, и я был поражен: впервые в жизни я вдруг обнаружил, что в России можно быть при власти, оставаясь умным, сведущим и с несомненностью порядочным человеком. Вечером на выступлении меня спросили, виделся ли я с губернатором и что я о нем думаю. Я ответил словами, приведенными выше, и невероятно дружные аплодисменты подтвердили мое личное впечатление. Я очень обрадовался за Никиту Белых и вдруг подумал с ужасом, какое невероятное количество врагов должно у него быть во властной межеумочной среде. Я аж поежился, воочию себе представив эту свору. А Вятке очень повезло.

Но тут необходима вставка поздних лет. Чудовищную, подлую подставу учинив, фальшивую вину взвалили властные подонки на чужого им по духу губернатора, и нынче в лагере содержится высокообразованный и безупречно честный человек. Очень болеет.

Здоровья Вам и стойкости, Никита, зря поддались вы иллюзии, что можно выжить, находясь в соседстве с нелюдью, толпящейся при власти.

В Казани друзья познакомили меня с историком Литвиным, и в его гостеприимном доме (выпивая, естественно) узнал я множество интересного, то и дело вздрагивая от того, что услышал.

Профессор Казанского университета Литвин работает с архивами, рассекреченными совсем с недавних пор, я выпросил в подарок его книгу с удивительно лаконичным названием «Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг.» – о времени Гражданской войны (раньше мне не попадалась эта изумительно спокойная, очень профессиональная книга), но прочел-то я ее потом, а пока что наслаждался неторопливым устным повествованием.

Алтер Львович впервые написал о том, что в Ленина стреляла вовсе не Фанни Каплан, а двое других (сегодня это вполне доказанный факт), и, прослышав о книге, ему заказала статью о Фанни Каплан какая-то выходящая ныне новая энциклопедия. Он отослал им статью, но долго не получал ответа. Историк позвонил в редакцию, и ему с дивной простотой сказали: если она в него не стреляла, то мы и помещать ее в энциклопедию решили ненужным делом. Когда он написал, опираясь на архивные документы, биографию знаменитого Ягоды, сталинского палача-исполнителя, ему предложили написать такую же книгу о Ежове, но тут он наткнулся в материалах о нем на одну страшную единицу хранения – и отказался. Обнаружил сочинение (уже отпечатанное на машинке) страниц на пятьсот: Ежов написал большую книгу о том, как и какие именно пытки лучше всего применять при дознании, чтобы подследственные во всем признавались. Со времени разгула инквизиции не было, по-моему, таких книг.

А после я спросил Литвина о легендарной ныне Казанской психиатрической спецбольнице и об одном из ее пациентов, и он рассказал мне такое, что, вернувшись, я тут же принялся за его книгу о несчастном и наглухо забытом человеке – Якове Ильиче Оссовском.

Это был очень талантливый ученый-экономист, погубила его преданность истине и еврейская жестковыйность.

Все сначала было у него хорошо: двадцати пяти лет (в восемнадцатом году) вступил он в партию, а вскоре уже работал в Госплане научным сотрудником. Но в двадцать шестом году напечатал он в журнале «Большевик» статью о том, что,