Павел Дыбенко. Невероятные приключения уголовника и революционера - Владимир Виленович Шигин Страница 27

Между тем, Центробалт продолжал набирать очки в своей популярности среди матросов. Это не осталось без внимания Временного правительства, и уже 9 мая в Гельсингфорс прибыл военный и морской министр А. Керенский. Причем, если командование флотом готовило министру, положенную ему по должности, торжественную встречу, то Центробалт демонстративно вынес решение об отмене всякого торжества. Тогда за организацию встречи взялся Гельсингфорский Совет. Отношения между конкурирующими структурами стали еще напряженней. После выступления Керенского на Совете, там была принята резолюция о революционной войне с Германией до победного конца.

Тем временем, на «Виоле» собрались все члены Центробалта в ожидании Керенского.

Настроены они были решительно. Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: «Накануне приезда Керенского представители Финляндского областного исполнительного комитета совместно с командующим Балтфлотом и несколькими членами Центробалта устроили совещание о порядке встречи министра. На совещании было принято следующее решение: для встречи министра выделить от всех частей флота и армии почетные караулы, выстроив их шпалерами от вокзала до здания Гельсингфорсского исполнительного комитета. Встречать министра на перроне при выходе из вагона будут: командующий флотом, председатели областного исполнительного комитета, Гельсингфорского исполнительного комитета, представители от меньшевиков и эсеров и в последнюю очередь — представитель от Центробалта.

А. Ф. Керенский

В связи с принятым решением по флоту был отдан соответствующий приказ. Однако через несколько часов после состоявшегося совещания вернулись из командировки большинство членов Центробалта и, узнав о состоявшемся решении, созвали пленум Центробалта. На заседании было принято следующее решение. Приказ командующего о параде в части, касающейся флота, отменить. Министра могут встречать по своему желанию гуляющие на берегу. Командующему флотом поручается согласовать вопрос, с пехотным командованием о посылке на вокзал к приходу поезда оркестра. Получив решение Центробалта, командующий флотом, представители областного и Гельсингфорского Советов, меньшевистские и эсеровские лидеры, негодующие, явились к нам на маленькую «Виолу». Грозя Центробалту от имени министра репрессиями, требовали отменить принятое решение. Центробалт остался непреклонен, оставив в силе принятое решение…

* * *

К перрону медленно подходил поезд с министром. на перрон вышел Александр Федорович (Керенский — В.Ш.)… Рапортую, стараясь точно выразить требования и пожелания Балтфлота. Поморщился министр, но, видно, на народе не счел удобным прервать не по душе пришедшийся ему рапорт. По окончании приветствий министр в сопровождении командующего флотом и представителей местной власти в автомобиле отправился в здание Гельсингфорского Совета на торжественное заседание. Центробалт не был приглашен на торжественное заседание в знак наказания за непокорность. Возвратившись на «Виолу», доложил о происшедшем Центробалту. Приверженцы Керенского остались весьма недовольны. Они были уверены, что теперь Центробалту несдобровать. Министр соизволит за непочтение нас арестовать и разогнать. Торжественное заседание длилось около трех часов. В эти столь длинные, «томительные» часы мы все же не теряли надежды, что в конечном итоге министр смилуется и соизволит посетить маленькую «Виолу» и ее обитателя — непокорный Центробалт…

Вдруг телефонный звонок. Подхожу к аппарату:

— Слушаю. Центробалт.

— У телефона секретарь народного министра Керенского — Онипко. Министр Керенский приказал всему Центробалту ровно к четырем часам дня явиться на «Кречет» к командующему Балтийским флотом.

— Помилуйте! Центробалт ведь учреждение. Мы полагаем, что не учреждение ходит к министру, а министр — в учреждение. У нас ряд срочных и существенных вопросов, требующих немедленного разрешения. Доложите министру, что мы просим его зайти к нам.

...Министр, выйдя из Совета, прямо направился на «Виолу». Встретили его по старому морскому обычаю — с фалрепными, рапорт отдали и пригласили на заседание. Министр нервничает и заявляет, что у него только полчаса свободного времени, которое он и может уделить нам.

— Слово для приветствия предоставляется народному министру Керенскому.

С жаром, с дрожью в голосе, с нотками плохо скрываемой злобы, красноречиво приветствует и тут же «по-отечески» пробирает нас министр. Говорит красно, да не о деле. Вдруг, забыв дисциплину, встает один из членов Центробалта, матрос Ховрин, и заявляет:

— Товарищ председатель! Я полагаю, что мы собрались не для митингования, а чтобы разрешить ряд практических вопросов. Полагаю, что господину министру следовало бы прямо перейти к делу.

— Товарищ Ховрин, я вам ставлю на вид, что вы позволяете себе прерывать министра.

Но Керенский уже потерял равновесие; судорожно сжав кулаки, он обрывает свою речь и бросает:

— Состав Центробалта придется пересмотреть. Адъютант, запишите. Соглашаюсь с ним, что, и, по нашему мнению, некоторые элементы (подразумеваю меньшевиков) следует удалить, ибо они мешают планомерной работе.

Между тем один за другим, с готовыми резолюциями, подкладываем проекты и доклады, в том числе и злосчастный устав. Не знаю, что повлияло на Керенского, может быть, просто не доглядел, но на уставе появилась его подпись и надпись: «Утверждаю».

Итак, матросы, дымя папиросами и перебивая министра, когда им этого хотелось, вставляли свои замечания. Думаю, что его специально провоцировали. Не выдержав, Керенский сорвался и заявил, что состав Центробалта надо пересмотреть. На этом все, собственно, и кончилось. Освистанный «центробалтовскими», он в спешке покинул «Виолу».

В своих воспоминаниях Дыбенко, как мы видим, отдает должное Ховрину, но на первом месте в конфликте все же выставляет себя. Он и говорит с помощником министра от имени всего Центробалта, именно он, а не кто — либо другой и самого Керенского ставит на место.

А.Ф Керенский на Невском проспекте в Петрограде Июль 1917 г.

Выпячивание собственных заслуг в своих воспоминаниях для Дыбенко вообще характерно. При каждом удобном случае в своих мемуарах Павел Ефимович пытается показать, что он был самым главным матросом в Гельсингфорсе. Вот только один такой пример. После долгого рассуждения в Центробалте о вреде митинговых резолюций, он неожиданно пишет:

— Марусев, Ховрин, пора издавать свою газету.

А те сразу:

— Ну, что же? Надо начинать работать. Меньшевики уже выпускают свою. Организуют и партию. Везде вывесили объявления и приглашают всех записываться в их партию. Условия у них что ни на есть простые — только деньги вноси. И эсеры не отстают от них. Офицерство в эти партии так и прет. Имеют свою уже типографию и во главе печатного дела поставили Расторгуева, агитатор неплохой. Как же быть?

— Хотя нас мало, всего трое, средств нет, указаний нет, но