Китти Келли - Жаклин Страница 27

Через час после его отъезда Джекки отдыхала в своей спальне на втором этаже и вдруг позвала к себе няню Каролины: «Вы можете немедленно прийти ко мне, мисс Шоу?»

Няня вбежала в комнату и сразу же поняла, что у миссис Кеннеди начались преждевременные роды. Она поспешила вызвать доктора Джона Уолша. Через пятнадцать минут Джекки уже везли в джорджтаунскую больницу и там сделали кесарево сечение.

В это же время Кеннеди, выпивавший на борту своего личного самолета, получил радиограмму о том, что случилось с его женой.

Испуганный этой новостью и, испытывая чувство вины оттого, что находится вдали от Жаклин, он сказал: «Я всегда оказываюсь где-то в другом месте, когда она больше всего нуждается во мне». Как только Джон приземлился в Палм-Бич, он тотчас сел в другой самолет, направляющийся в Вашингтон, и в течение всего полета оставался в кабине пилота, чтобы принимать сообщения о состоянии здоровья своей жены. В 1.17 поступила новость о том, что в Вашингтоне родился Джон Фитцджеральд Кеннеди-младший. Репортеры, находившиеся на борту самолета, неистово зааплодировали.

Как только самолет совершил посадку в Вашингтоне, Кеннеди сразу же помчался в больницу, чтобы встретиться с женой и посмотреть на сына через окошко родильного отделения.

«Да это же самый красивый мальчик из всех, которых я когда-либо видел, — сказал он репортерам. — Возможно, я назову его Авраам Линкольн».

Через несколько дней Джо Кеннеди послал в Вашингтон няню семьи Кеннеди, Луэллу Хеннесси, чтобы она могла ухаживать за Джекки. Главной обязанностью этой веселой уроженки Новой Англии была забота о том, чтобы смягчить послеродовую депрессию матери. Хеннесси занималась Джекки, Мод Шоу присматривала за Каролиной, а Элси Филлипс прибыла, чтобы нянчить новорожденного. Однажды, когда Джекки находилась в больничном солярии, закутавшись в длинное черное замшевое пальто, к ней подошла одна из пациенток.

«Вы миссис Кеннеди, не так ли? — произнесла она. — Я узнала вас по фотографиям в газетах».

«Понимаю. Теперь это стало моей проблемой», — ответила Джекки, встала и удалилась в свою палату, где могла остаться в полном одиночестве.

В день крещения младенца в больницу прибыл Кеннеди, чтобы отвезти свою жену, сидящую в кресле на колесиках, в церковь. Увидев в конце холла репортеров, он остановился. Джекки заскрипела зубами.

«О Боже. Не останавливайся, Джек, — взмолилась она. — Поехали дальше».

Но Кеннеди, понимая, что это первый ребенок, который родился у него после того, как его избрали президентом, широко улыбнулся и позволил репортерам сделать снимки.

А в Белом доме Мэми Эйзенхауэр позвала к себе старшего дворецкого Дж. Б. Уэста.

«Я пригласила миссис Кеннеди на экскурсию по Белому дому днем девятого декабря, — сказала она. — Пожалуйста, наведите в комнатах порядок. Наверху не должно быть слуг. Я собираюсь уехать в час тридцать, так что приготовьте к этому времени мой автомобиль».

«Агент из охраны миссис Кеннеди позвонил сегодня из больницы, — отвечал дворецкий. — Она попросила приготовить к ее приезду кресло на колесиках».

«О Боже. А я хотела устроить экскурсию для нее одной, — сказала первая леди, барабаня пальцами с идеально наманикюренными ногтями по ночному столику. — Вот что я вам скажу. Приготовьте кресло, но поставьте его куда-нибудь за дверь, чтобы оно не бросалось в глаза. Может, она и не вспомнит о нем».

Утром девятого декабря Джекки выписалась из больницы и прибыла домой. Через несколько часов она, избегая внимания репортеров, вышла на улицу через черный ход. Зеленый служебный фургон доставил ее к Белому дому. Там ее проводили на второй этаж, где она встретилась с миссис Эйзенхауэр, которая страшно волновалась перед официальной встречей двух хозяек Белого дома.

Через час после того как они обошли тридцать комнат, приспособленных для жилья, где Джекки ужаснули букеты искусственных цветов, безвкусная дешевая мебель и золотые решетки возле каминов, обе женщины появились у Северного крыльца и предстали перед фотографами.

«Думаю, этого достаточно», — сказала миссис Эйзенхауэр, которая спешила на игру в бридж. Она пожала руку Джекки и попрощалась с ней.

«До свидания, — прошептала Джекки. — Большое спасибо за все, что вы сделали для меня. Вы не знаете, как я благодарна вам».

«Я была счастлива помочь вам, — сказала миссис Эйзенхауэр. — Удачи вам. Счастливой поездки на юг».

Вернувшись в дом на N-стрит, Джекки истерически разрыдалась. «О Боже! — кричала она. — Это самое плохое место в мире. Там так холодно и мрачно. Похоже на подвалы Лубянки. Комнаты обставлены мебелью, купленной в магазине по сниженным ценам. Я никогда ничего подобного не видела. Меня пугает одна мысль о том, что придется переехать туда. Я ненавижу этот дом, ненавижу, ненавижу!»

В Палм-Бич она навестила свою подругу Джейн Райтсмен и рассказала ей об экскурсии по Белому дому, жалуясь на то, что там ей даже не предложили чашки чая. «Боже, все было так ужасно! Я чуть вновь не слегла в больницу».

Кеннеди искренне удивлялся истерике своей жены. Он не понимал, как можно не испытывать радостного волнения от перспективы стать первой леди и жить в Белом доме. «Я этого не могу понять», — говорил он.

Во Флориде Джекки большую часть времени проводила в постели. Она писала письма и памятные записки от руки. «Я полагаю, что пыталась организовать свою жизнь там», — скажет она позднее. Она отказалась обедать вместе с остальными членами клана и предпочитала, чтобы еду ей приносили в ее комнату, избегая суматохи, которая царила в доме посла. Этот дом уже становился таким же переполненным, как и дом на N-стрит. «Народу было так много, — жаловалась она, — что, возвращаясь из ванной, я вдруг обнаруживала в своей спальне Пьера Сэлинджера, который проводил там пресс-конференцию!»

Роза Кеннеди, эта энергичная матрона, носилась по всему дому, готовясь к утренней мессе, игре в гольф и заботясь о прибывавших гостях. Озабоченная тем уединенным образом жизни, который вела ее золовка, она как-то раз обратилась к Мэри Галлахер: «Вы не знаете, собирается ли Джекки вставать сегодня? Напомните ей, что мы ждем к завтраку очень важных гостей».

Когда миссис Галлахер передала сообщение, Джекки передразнила напевный голос своей свекрови: «Напомните ей, что мы ждем к завтраку очень важных гостей», — повторила она.

Гости прибыли к завтраку и уехали домой, так и не повидав Джекки, которая все это время оставалась у себя в комнате. Она настаивала на том, что у нее должна быть своя личная жизнь.

В это время прибыл Бергдорф, который должен был довести до ума платье из белого шелка, приготовленное специально, чтобы Джекки могла надеть его на бал в честь инаугурации. Платье, сшили довольно замысловато, с лифом, прошитым серебряными нитками, и белой блузкой. Так как у Джекки не имелось своих драгоценностей, которые могли бы произвести впечатление, она страстно хотела взять напрокат замечательную бриллиантовую булавку и серьги с бриллиантами у Тиффани, но Кеннеди, узнав об этом, запретил ей. Джекки, которая уже обо всем договорилась через свою секретаршу, обратилась к Летиции Болдридж, чтобы та попросила Тиффани поддержать ее версию о том, будто она берет булавку у своей свекрови. Тогда она сможет надеть ее вместе с серьгами.