Владимир Осипенко - Привилегия десанта Страница 27

Героический ореол потух во мне окончательно…

Таблетка

Чем лучше врач, тем больше

он знает бесполезных лекарств.

Кроме медицинского спирта, закатанного на конвейере Алитусского винзавода в бутылки из-под «Шампанского», в Афган я взял всё как обычно. Но жена, фармацевт по профессии, собрала увесистый пакет самых необходимых и, как оказалось, дефицитных лекарств.

На заставе батальонный док, капитан медицинской службы Тесленко, по праву «ветерана Афганской революции» забрал у меня пакет «посмотреть» и начал бесцеремонно перекладывать в свою медицинскую сумку всё подряд. Я, мол, лучше знаю, куда и что. Мне удалось выдрать из его загребущих лап жалкие крохи. Среди прочего упаковку «Энтеросептола» или что-то в этом роде от поноса. Спрятал в свой чемодан и забыл.

Вскоре приводил в порядок штабные документы. Кроме прочего проверял правильность заполнения военных билетов у бойцов. Работа хоть и необходимая, но нудная. Беру очередной билет из пачки, смотрю на фотографию, читаю фамилию, сверяю год и место рождения, должность, звание. Смотрю, фамилия знакома, но этого мордатого на фото вижу в первый раз. Такие фотографии лепят на баночки с детским питанием. Только в военном билете чуть повзрослее. Надо посмотреть живьём на этого пельменя. Даю команду писарю привести. Заходит дрыщ в ХБ на три размера больше необходимого. В нём, и не снимая сапог, килограммов под пятьдесят, а то и меньше.

— Это твой билет? — спрашиваю.

— Так точно! — отвечает.

— А на фотографии кто?

— Я, — говорит.

Присматриваюсь внимательней, действительно, какое-то отдалённое сходство есть.

— А сколько ты весил? — спрашиваю.

— В учебке было 83.

— Что случилось?

— Понос, вот уже третий месяц!

— А что Тесленко?

— Говорит, чтобы руки мыл и даёт поливитаминину. А я и так руки десять раз на дню с мылом мою, но за ночь по пять раз встаю по-большому.

Вспомнил я про упаковку, дал бойцу пилюлю и наказал выпить после ужина.

Утром выхожу на зарядку, на пороге штаба мнётся давешний боец.

— Товарищ капитан, я за весь Афган впервые ночь проспал не просыпаясь. Дайте ещё таблетку.

Он принял её от меня, как драгоценность. Зажал в кулаке, прижал к груди и смотрит, хлопая глазами.

— Чего ещё?

— Товарищ капитан, там ещё Серёга, то есть рядовой Петров, ну вот он, короче, тоже…

— Так, блин, ещё кому взболтнёшь, больше не получишь. Зови… Серегу.

Воодушевлённый таким своим медицинским талантом я выбежал через ворота с заставы и строго по дорожке начал нарезать круги. Каждый раз, пробегая мимо ворот, замечал группу местных жителей. Впереди аксакалы, за ними душки помоложе, бачата[19] сзади. Чего им надо? Никто на них особо не реагирует. Стоят и стоят. Потом понял — это капитан медицинской службы Тесленко вёл приём местного населения. Искусство врачевания в его исполнении достигло неведомых для науки высот, поскольку из всего многообразия медицинских препаратов он использовал только два — зелёнку и поливитамины. Причём точно так же, как мой боец прижимал к груди «энтеросептолину», душки прижимали горошину драже и, пятясь задом от калитки, кланялись и повторяли «ташакур-ташакур».[20]

Я не выдержал и спросил:

— Тебе не стыдно душков дурить?

— Не понял?

— Ну, ты им от всех болезней — поливитамин даёшь.

— Сразу видно — темнота! Да они стерильны от прививок. Для них и одно драже — удар по организму, как тебе от пачки антибиотиков. Я год лечу и ни одного прокола. Впрочем, если ты такой щепетильный, можешь не есть петуха, которого я заработал, пока ты бегал на зарядке.

— Слава военным медикам и вообще всем в белых халатах! Чего, уже и спросить нельзя?

Петух — это сильный аргумент в споре. Посрамлённый, больше не вспоминал вслух о том, какой я ловкий врачеватель. Тем более что поначалу при виде крови позорно бледнел и старался не смотреть, как профи ковыряются в живом человеческом мясе. Даже в моём. И на открытую банку поливитаминов, стоящую прямо на столе, из которой мы брали и ели горстями, взглянул по-другому. Это ж сколько курей можно наменять на эту банку!? Да ей цены нет, а мы хрястаем, как семечки. Надо заныкать, раз такая ценность…

С тех пор я не подвергал сомнению, безусловно, выдающийся дар нашего дока, поддерживал его во всех начинаниях и… старался не попадать в его волшебные руки.

Балда

Самый непобедимый человек — это

тот, кому не страшно быть глупым.

Деревня без дурака, как полк без химика. В нашем полку был свой химик, но на дурака он не тянул, зато был свой Балда. Он носил исконно русскую фамилию Иванов и звали его основательно и просто — Василий Васильевич. Но, начиная с крупного начальства и заканчивая последним кочегаром в полку, за глаза все его называли «Балда». Причём я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь это слово произнёс с пренебрежением. С уважением, юмором или даже животным ужасом — сколько угодно, но с пренебрежением — никогда. Завистники намекали на мужское достоинство, бойцы на кулаки, штабные на интеллект, но никто не мог точно сказать почему. Это прозвище ходило за ним по Союзу, не отстало и в Афгане.

Внешность имел колоритную. Рост под метр девяносто. Лицо его, действительно, не было обезображено интеллектом. Наоборот, носило печать многолетнего увлечения боксом, борьбой и рукопашным боем — сломанный нос, характерные уши и волевой подбородок. Плюс пара-тройка шрамов, полученных явно не в ринге. Только глаза из-под многократно разбитых бровей смотрели пытливо и внимательно. Лицо без признаков растительности, загорело-бронзовый череп и мощная шея, плавно перетекающая в покатые плечи и перевитый узлами мышц торс — ни намёка на жир. Руки заканчивались кувалдами, которые смешно сравнивать с головой пионера. Они скорее были похожи на стандартные гири. Те, кто имел счастье почувствовать их соприкосновение, утверждали, что попадали под паровой молот и лучше бы их ударили той самой гирей. Засада заключалась в том, что Балда никогда не повышал голоса. Говорил ровно, совершенно по детски грассируя некоторые звуки, с бойцами даже ласково, но… только один раз. Потом он подходил к человеку и одним движением убеждал, что этого дядю нужно было слушать внимательно, выполнять просьбы бесприкословно ещё вчера и молчать в тряпочку, даже, если ты очень здоровый или важный перец. Большое счастье было для причащённого, если обходилось без перелома. Правда, такое случалось не часто, за что неоднократно Василь Васильич был бит по командирской, партийной и всем остальным воспитательным линиям. Взысканий имел, как дворовая собака блох, но ни у одного начальника даже мысли в голове не было, что его можно уволить, потому как это был начальник физической подготовки полка, с большой буквы Фэ. Он был Фанатиком спорта, считал, что с его помощью можно решить любые проблемы и искренне недоумевал, если кто-то думал не так. Всеми силами и средствами стремился насадить культ спорта в полку. А силы и упорства у главного мускула полка было в избытке. Балду ценили, уважали, боялись и старались по пустякам не противоречить.