Судьба — это мы - Леонид Васильевич Ханбеков Страница 27

Есть у журналистов такой профессиональный термин — «ход». Ход — это сюжетный ствол будущей статьи, очерка, корреспонденции, это и сквозной образ, и тема, и идейное ядро вещи.

В этих новеллах авторская находка — уже в самих заголовках, которые концентрируют авторскую идею, скрепляют материал. О чем повествует нам автор в новелле «Хлеборобский корень»? О трудовой семье Уваровых, которая глубоко пустила свои рабочие корни и в большом степном селе Смолино, где трудится старейшина династии Иван Уваров, и в Челябинске, на тракторном, где с тридцатых годов работает его сын Феодосий…

Примечательный диалог происходит между Уваровым-старшим и сыном, когда тот привез в Смолино внука-десятиклассника.

«— Зря ты оторвался от своего корня…

Феодосий Иванович отодвинул недопитый чай, долго молчал.

— Как, батя, понимать «корень», — проговорил он, любовно и жалостливо вглядываясь в морщинистое лицо отца. — В тридцатые годы, когда я из дому ушел, главным корнем была индустриализация. Не смогли бы мы без техники строить колхозы, поднимать сельское хозяйство…

— Что правда, то правда, но без людей, без хлебороба колхоза не создашь, — возразил старик…»{45}

Писательница размышляет, как не оборвать «хлеборобский корень», и ее неподдельно радует, что Леонид, внук Ивана Уварова, не прикипает к отцовскому делу, тянется к земле, намерен поступить в сельскохозяйственный институт и возвратиться в Смолино инженером.

В зарисовке «Ее хозяйство» — иной ход, иной ключ, но суть рассказа, задумка его так же отчетлива, ярка и так же образно выражена. Поэтесса подметила то в мироощущении героини, что без излишних пояснений раскрывает ее общественную суть. Рассказчица старательно просит героиню микроочерка Екатерину Ильиничну Савельеву, заведующую птицефермой, показать «ее хозяйство», ее дом, а для той выражение «мое хозяйство» давно приобрело иной смысл. Ее хозяйство — это ферма, где она трудится.

Новеллы «Жена прораба», «Рыжик», «Молодожены», «Семейные реликвии», «Ничего особенного», «Любимая профессия», «Последний барак», «Участник войны», «Поперек дорога» и другие по-татьяничевски неназойливо рисуют различные стороны нашего общественного уклада, с душевным расположением к героям раскрывают неприметные, становящиеся для наших современников привычными, обыденными дела и поступки, радости и огорчения. Но, повернув эти будничные происшествия и впечатления к нам, читателям, непривычной стороной, как бы высветив ситуацию, она показывает уже не просто будни, а сердцевину нашей жизни, то, из чего и складывается понятие советский, социалистический образ жизни, из чего возникает наш поражающий всех социальный оптимизм.

Женщина-инженер, не желающая жить без любимой профессии, воспринимающая потерю своего дела даже во сне, как непоправимую драму.

Старый мастер, возмущенный анкетой, которая не признает его участником войны, только потому что он не был на фронте. А боевой орден, врученный мастеру за то, что он выплавлял отличную броневую сталь? Разве это не свидетельство его участия в великой битве с фашизмом?

Ветеран, пришедший в горсовет с необычной просьбой — сохранить предназначенный к сносу барак. Сам вид жилья первостроителей поможет новым поколениям горожан осознавать причастность к истории. Так считает ветеран. И он прав. Тысячу раз прав.

Люди и судьба страны, поступки и черты времени… Портрет страны, разбудившей в людях небывалые духовные силы. Мозаика времени, которое кует невиданные доселе характеры патриотов, интернационалистов, энтузиастов.

Второй значительный цикл рассказов я бы условно определил по названию одной из новелл — «Встреча с юностью». Это этюды и зарисовки, которые напомнили нашей героине-рассказчице ее собственную трудовую молодость, радость приобщения к рабочему классу, первые шаги на журналистском или позже на писательском поприще. К этому циклу, на мой взгляд, можно отнести новеллы «Комбат», «Царевна», «Красные бусы», «Белый налив», «Палатка», «Первый урок», «Граня-гармонист», «Встреча с юностью»…

Рабочая юность предстает в прозе поэтессы несказанно насыщенной радостью открытия комсомольского содружества, причастности к миру равенства и одержимости, молодой горячности споров, юношеского максимализма и душевной открытости всем бурям и страстям эпохи. Не знаю, насколько автобиографична история с красными бусами, но объявление их мещанским символом, недостойным комсомольца, и дружеская выручка приятеля, уведшего несчастную «мещанку» в кино, столь живописны, столь достоверны, что читательская симпатия к героине, оказавшейся из-за этих бус не «на высоте», нисколько не гаснет, нисколько не тускнеет.

Как-то и не хочешь задавать себе вопроса: было или не было? Доверительная интонация, ненавязчивое «я», деликатная отстраненность от происходящего, соединенная с трогательной памятью о пережитом, об открытом собственным сердцем и лишенная даже капли самолюбования, подкупают.

События, которые воссоздаются в рассказе «Комбат», относятся к началу войны.

Взволнованно, проникновенно и правдиво автор пишет о теплой, едва ли не отцовской любви раненого комбата к юному ремесленнику Ване Гребневу, и кажется, она сама ходила с Ваней в госпитальные палаты, сама, а не подружка Вани, Нина, ухаживала вместе с ним за молодым дубком, поднявшимся в школьном дворе. Комбат ушел на фронт, не успев прислать Ване обещанных желудей. Мать комбата прислала желуди, — и потому поднявшийся на уральской земле дубок вдвойне дорог нашим героям.

Было или не было? Конечно, было, хочется верить. И только рассудок подсказывает, не могла поэтесса дружить тогда с Ваней Гребневым, ведь ей в сорок первом было уже двадцать шесть. Да и некогда было ей при ее сумасшедшей занятости в газете дружить с мальчишкой-ремесленником, как ни хотелось бы этого нам, читателям.

Третья группа произведений, представленных в книжке, — собственно, писательские наблюдения, размышления над фактами, над выразительными штрихами нашей жизни, над ставшими привычными в нашей среде, но от этого не потерявшими ни своей привлекательности, ни ненавязчиво дидактического момента, случаями, поступками.

Что, собственно, происходит в новелле «Термос»? Да ничего особенного. Семья мастера-металлурга получила новую квартиру. Мало ли нынче новоселий? Бригада помогает мастеру въехать в новые хоромы, и «самые громоздкие вещи, поднятые сильными, дружными руками, оказывались как бы в состоянии невесомости — не втаскивались, а словно вплывали в распахнутые настежь двери»{46}.

Но в привычном и обыденном писательница находит черточку, деталь, на которой, как на оселке, проверяются жизненные позиции, сталкиваются психологии, выверяются социальные акценты.