Юрий Пернатьев - Знаменитые мудрецы Страница 27

Определен и путь учения, изложенный в наставлении: «Широко действенный путь Махаяны – это творение добра всем живым существам, устремление к просветлению и буддизму, достижение совершенства и духовного могущества Авалокитешвары».

Такого рода дидактические сюжеты весьма характерны для многих произведений древнеиндийской литературы, начиная от эпоса и религиозно-культовых текстов до правовых и политических трактатов. Впрочем, свои наставления Нагараджуна адресовал не только простым смертным, но и владыкам мира. Характерен в этом отношении трактат «Райна-авали», целиком посвященный советам правителю. Среди назиданий философа можно встретить такие: «О царь, совершающий поступки, согласующиеся с законоучением до, в течение и по окончании действия, не попадет в беду ни в этом, ни в ином мире»; «Даянием, благочестием, добротой, совершенствованием в единственном предмете обучения да воссоедини мир и законоучение»; «Разве может знаток политики заниматься обманом других? На самом деле он обманывает себя, обрекая на многие тысячи рождений».

Встречаются в этом трактате и чисто житейские советы, типа: «О царь, с обретением мудрости ум становится решительным, он не полагается на мнение других и не обманывается ими, потому стремись к мудрости»; «В миру пьянство вызывает презрение, причиняет вред делу, влечет оскудение состояния, а затем в силу умопомрачения оставление обязанностей. Поэтому навсегда брось пьянство».

Собственно говоря, политические советы царю есть не что иное, как конкретная программа государственной практики главы державы. Это уже тот уровень нагараджунизма, когда учение берет ответственность за следование правовым нормам и поддержание иерархических отношений в обществе того времени. Кроме того, опираясь на традиционные представления о карме, автор убеждает царя, что тот обязан своим положением добрым делам в прежних рождениях. Коль скоро он окажется неблагодарным, жадным и перестанет творить добро, то в следующем рождении не будет иметь ничего. И наоборот, проводя добродетельную политику, царь не попадет в беду, достигнет счастья в ином мире и будет прославлен богами и людьми.

Источники сообщают, что Нагараджуна был не только выдающимся писателем и наставником, но и яростным защитником своего учения. При любой возможности он старался опровергнуть противников и доказать истинность Махаяны. Но известен он был не только своими сочинениями и проповедями. Историки рисуют философа как основателя множества школ Махаяны и буддийских храмов. Он строил храмы, как повествуют хроники, на Востоке в царствах Патаваша, Вугам, Одивиша, Бхангала и Радха.

Под конец своей жизни Нагараджуна прибыл в южные районы Индии, где так же успешно излагал свое учение и просвещал людей. Это подтверждает и фрагмент одной из хроник в изложении средневекового индийского историка Таранатхи: «В царстве Дравали были невообразимо богатые брамины Мадху и Супрамадху, которые стали состязаться с Нагараджуной в познаниях браминского учения: в четырех Ведах, 18 науках и пр. оказалось, что они не знали и сотой части того, что знал учитель. Тогда оба брамина сказали: «О ты, сын браминов, достигший (изучивший) до конца все шастры, относящиеся к трем Ведам, к чему ты сделался буддистом?» Тогда Нагараджуна изложил им все достойное порицания в Ведах и похвальное в религии (буддийской), от чего они чрезмерно возблаговели и стали чествовать Махаяну… Таким образом, Нагараджуна, поддерживая верховную религию всеми способами, как-то: слушанием, преподаванием, созерцанием, построением храмов, – оказал несравненное благодеяние преподаванию Махаяны».

О конечном восхождении Нагараджуны Таранатхи сообщил, что философ, занимаясь созерцанием на горе Шрипарвата, достиг первой области Бодхисаттв (высшего состояния мудрости), а «тело его украсилось 32 признаками, которые свойственны только Будде». Кстати, народное предание также подтверждает, что Нагараджуна ставил себя наравне с Буддой.

Древнеиндийский философ оставил впечатляющий след в творениях последующих поколениях мыслителей. Если брать индийскую философию, то можно утверждать, что взгляды Нагараджуны почти полностью идентичны веданте. Поэтому близость Шопенгауэра веданте равнозначна и влиянию на него Нагараджуны.

Заметны совпадения между воззрениями греческого философа Зенона Элейского и Нагараджуны, в частности в том, что касается диалектики. Однако наибольшее сходство заметно между диалектикой Нагараджуны и диалектическим методом Гегеля. Оба великих философа утверждали, что негативизм – душа универсума, ибо любой познаваемый предмет ложен, преходящ, иллюзорен, хотя на этом и покоится устройство реального мира. Еще больше точек соприкосновения с теми учениями, основатели которых настаивали на негативном методе познания Абсолюта (Николай Кузанский, Джордано Бруно и др.).

Главное же различие между Нагараджуной и европейскими монистами заключается в том, что он не верил в логику как в средство конечной цели познания реальности, тогда как Гегель и его последователи были убеждены в ее действенности. Однако мысль Нагараджуны, отрицавшего логику и придававшего большое значение интуиции, с успехом развили многие философы Новейшей истории и прежде всего Анри Бергсон.

Марк Аврелий

(121 г. – 180 г.)

Настоящее имя – Марк Анний Катилий Север. Римский император, философ-стоик. Основное философское сочинение: «Наедине с собой» (или «К самому себе»).

Во времена императорского Рима стоицизм как философское направление уже считался учением древним. У его истоков стоял древнегреческий мыслитель Зенон из Китиона, живший в IV в. до н. э. Последним представителем стоицизма стал Марк Аврелий, один из тех великих правителей, который в полной мере воплотил в своей политической и творческой деятельности знаменитое афористичное пожелание Платона: «Государства процветали бы, если бы философы были властителями, или если бы властители были философами».

Марк Анний Катилий Север, вошедший в историю как Марк Аврелий, родился в Риме 26 апреля 121 г. В детстве он получил прекрасное образование под руководством опытного педагога по имени Диогнет. Наставник, хорошо знавший античную философию, приобщил к ней 12-летнего воспитанника. По его советам мальчик приучал себя к аскетическому образу жизни, занимался живописью, упражнялся в составлении диалогов, которые были в те времена непременным атрибутом философствования.