Николай Богданов - В небе — гвардейский Гатчинский Страница 27

Когда горючего осталось на десять-пятнадцать минут полета, предлагаю комиссару приготовиться к прыжку с парашютом: при вынужденной посадке штурман может пострадать больше других. Но Борис Ермаков вдруг докладывает, что видит светомаяк справа по борту.

Действительно, образуя лучом световую воронку, вращается светомаяк. Я иду на него, а когда мы почти рядом — его луч гаснет.

Все зеленые и белые ракеты израсходованы, остались только красные. Петленко одну за другой пускает их через верхний лючок своей кабины. Маяк снова загорается, делает несколько оборотов, а затем кладет луч на восток и замирает.

Это значит, в той стороне аэродром. Спасибо, парень, век не забудем…

Последние капли горючего на исходе, нервы напряжены до предела. Крепче сжимаю руками штурвал, никаких разворотов и эволюции, дорога каждая минута, все внимание сосредотачиваю на осмотре пролетаемой местности и вдруг в ночной тьме вижу мерцающее огоньками, чуть различимее «Т».

Выпускаю шасси, щитки и с ходу, без фар и прожекторов, произвожу посадку.

Еще не окончен пробег, а двигатель останавливается, и в полном безмолвии мы катимся в темноту.

Спасибо мотору, отлично сработал. Теперь мы на земле.

— Все в порядке, — говорит Петленко.

— В порядке, — отвечаю ему.

Комиссар и Ермаков уже на земле, а я не могу подняться с сиденья: после девятичасового полета тело будто налилось свинцом. Теперь только почувствовал, как я устал, не хочется шевелиться. Собираю остатки сил, вылезаю из кабины, сажусь на крыло самолета и, скользя как на салазках, скатываюсь вниз. Петленко и Ермаков подхватывают меня на руки, ставят на землю.

— Молодец, Богданыч, — пожав мне руку, сказал Александр Дормидонтович.

Первый раз услышал такие слова от нашего комиссара. Он был скуп на похвалу.

В юности комсомольский работник, в 1925 году Петленко вступил в Коммунистическую партию. Несколько лет спустя был призван в армию, в 8-ю авиабригаду, а после срочной службы направлен на учебу в летную школу. Но окончить ее Петленко не удалось: приказом наркома он был переведен на политработу. Лишь позже окончил он курсы штурманов, летал штурманом в исторической агитэскадрилье «Ультиматум». Воевал с белофиннами; уже будучи комиссаром полка, совершил 48 боевых вылетов.

В нашем полку он быстро завоевал доверие и любовь личного состава. Всегда считая, что лучшим методом воспитания является личный пример, Петленко любил летать. Когда кто-то из командиров спросил его, почему ему не сидится на земле, ответил: место комиссара — на линии огня. Он много сделал, чтобы мы, летчики ГВФ, стали полноценными военными летчиками.

Впоследствии, уже после войны, он стал крупным политработником Военно-Воздушных Сил Советской Армии.

Третьему участнику этого полета, Борису Ермакову, было тогда двадцать лет. Высокий, стройный, еще недостаточно окрепший, он выглядел почти мальчиком. Всегда подтянутый, с хорошей выправкой, очень исполнительный, эти качества он, видимо, унаследовал от отца, командира Красной Армии.

В боевой обстановке Борис никогда не терялся, был хладнокровен и бдителен. Отличный воздушный стрелок, он имел на своем счету три сбитых самолета противника и был награжден боевым орденом.

Не успели мы как следует размять ноги, как подъехала автомашина и увезла нас в гарнизон.

Петленко по телефону доложил Голованову о выполнении боевого задания, об отказе двигателя и нашей вынужденной посадке в Коврове.

В гарнизоне нас приняли хорошо и приветливо. Наутро за нами прибыл Миша Ваганов на своем ДС-3, и мы улетели к себе в часть. Наш самолет остался для смены неисправного мотора, который, как выяснилось, был сильно поврежден на пути к цели осколком зенитного снаряда.

В ночь на 7 ноября наш экипаж участвовал в «предпраздничном рейде», как назвали мы этот мощный налет большого количества дальних бомбардировщиков на объекты в глубоком тылу противника.

Время было очень тревожным, гитлеровские дивизии находились у самой Москвы. Обрушивая бомбы на военные объекты в Пруссии и Германии, мы помогали отстаивать нашу столицу.

Отличная подготовка к этому рейду экипажей и материальной части обеспечила успешное выполнение задания.

Парад наших войск на Красной площади столицы 7 ноября 1941 года буквально окрылил нас и вселил глубокую веру в нашу победу. В ночь на 8 ноября мы снова находились в воздухе и наносили удары по железнодорожным узлам, где скопились эшелоны с вражескими войсками и боевой техникой, направляющиеся к Москве. Многие эшелоны не дошли в эти дни до фронта…

В ноябре-декабре сорок первого, в январе сорок второго года мы летали бомбить объекты в самой фашистской Германии, в Пруссии и Прибалтике. Это были очень тяжелые полеты — на предельной дальности действия наших машин. Мы возвращались на базу с пустыми бензобаками, иногда производили вынужденные посадки на случайно попавшиеся на пути аэродромы.

«…Экипаж летчика Богданова сбросил бомбы на здание одной из фабрик. Возникло три очага пожара. Кроме того, еще при подходе к цели экипаж Богданова наблюдал три больших пожара. Это был результат бомбометания летчика Клебанова, пролетевшего над городом перед Богдановым», — писала газета «Известия» о нашей работе в ночь на 12 ноября.

14 ноября 1941 года экипажам Самуила Клебанова, Николая Ковшикова и моему была поставлена задача нанести бомбовый удар по крупному городу-порту Кенигсбергу.

Погода в ту ночь была плохая, низкая облачность закрывала все небо, снежные заряды ухудшали горизонтальную видимость настолько, что временами на стоянках мы в десяти шагах не могли различить силуэты своих самолетов.

К утру ожидалось улучшение погоды, поэтому мы на задание улетели глубокой ночью с расчетом возвратиться из полета в утренние часы.

В районе Калинина нас неожиданно атаковали ночные истребители противника; атака была неудачной — мы со снижением ушли в облака. Вторично подверглись атаке истребителей, когда вышли в большое «окно» разорванной облачности, но наши стрелки были бдительны и огнем своих пулеметов отразили атаку противника. В районе озер Велье и Селигер нас интенсивно (правда, безрезультатно) обстреляла зенитная артиллерия. Зато в районе цели сильного противодействия противовоздушной обороны противника мы не встретили. Видимо, из-за плохой погоды нас не ожидали. Задание все экипажи выполнили успешно, в порту возникло несколько крупных пожаров.

Отбиваясь от истребителей, мы потеряли около двадцати минут и поэтому возвращались к себе на аэродром, не имея достаточного запаса горючего, чтобы уйти в случае плохой погоды на запасной аэродром.