Иван Бларамберг - Воспоминания Страница 27

16 сентября Карелин с остальными участниками экспедиции вернулся на корабль. В тот же день из Баку прибыло и наше разъездное судно «Василий». 21–22 августа во время Шторма, надвинувшегося с севера, оно было отнесено течением к южному берегу Каспийского моря, потеряло лодку и едва не затонуло. Мы получили официальные бумаги из Петербурга, Астрахани и Тифлиса, а также провиант и вино, в которых ощущали недостаток. Вместе с поручиком Фелькнером я побывал на небольшом острове Даг-Ада, который заснял наш топограф, и здесь меня чуть не укусил уж, представитель самого крупного вида этого семейства. Казаки изловили его и принесли живым на судно, чтобы заспиртовать. 17, 18 и 19 сентября мы шли под парусами к Балкуи. Там мы наполнили бочки водой, топограф заснял бухты Соймонова и Муравьева, и 20 сентября мы поплыли к полуострову Дард-жи, чтобы попрощаться со старым Киат-беком.

После полудня мы отправились на двух баркасах на берег, где для нас уже были поставлены две войлочные кибитки. Киат угостил нас, представил свою жену. Весь вечер мы занимались расспросами об Актаме, Балханских горах и т. д.; обо всем он дал нам точные сведения. Мы расплатились с ним за одолженных нам лошадей и верблюдов и сделали ему хороший подарок — муку, юфтовые кожи, железные котлы, треножники и кувшины — предметы, в которых нуждаются туркмены, попрощались с достопочтенным старцем, который был настолько предан русским, что еще в 1819 г. сопровождал Муравьева в Хиву. Он позволил своему сыну Хадыр-Мамеду проводить нас до Кара-Богаза. Мы сразу же подняли якорь, чтобы выйти из Балханского залива, но из-за неблагоприятного ветра это нам удалось сделать только 23 сентября, утром. Вынужденную задержку мы использовали для подготовки к опасному осеннему плаванию. Все орудия, кроме одного, были спущены в трюм; лодки и баркасы подняты на верхнюю палубу; якорные тросы убраны, с тем чтобы они не перетерлись во время плавания вдоль северо-восточного берега о каменистый грунт; все подвижные предметы закреплены.

24 сентября мы шли под парусами на северо-запад. Вечером приблизились к берегу и бросили якорь на восьмисаженной глубине напротив мыса Дарта и колодца Чай-Бурун. Муригин промерил глубины до самого побережья. Сопровождавший его Хадыр-Мамед вернулся вечером с четырьмя баранами. Из-за неблагоприятного ветра мы были вынуждены задержаться здесь на два дня. 26 сентября туркменские рыбаки принесли нам только что выловленную белугу, которую мы купили. Затем подняли якорь, чтобы, используя слабый юго-западный ветер и ясную погоду, плыть дальше на север. В полдень термометр показывал 18° в тени. Прошли мыс Ак-Сенгир, однако вечером ветер переменился и погнал нас к берегу. Мы вынуждены были бросить якорь на каменистом и не очень надежном грунте. Всю ночь дул сильный северный ветер. Нас разбудил громкий испуганный крик вахтенного матроса: «Нас стащило!» Тотчас было выпущено 50 саженей якорного троса, после чего судно остановилось. Однако качка была ужасной. Так продолжалось двое суток, заняться чем-либо было невозможно. Только 28 сентября при спокойном юго-восточном ветре мы смогли продолжить наше плавание на север и в 4 часа бросили наконец якорь напротив устья залива Кара-Богаз. Муригин был тотчас же отправлен в баркасе на берег, чтобы промерить глубины и исследовать вход в залив.

Под килем у нас было 8 саженей и каменистый грунт. С марса мачты залив показался нам очень большим. Муригин вернулся лишь около 3 часов утра; он обнаружил вход, но сильное течение из моря в залив мешало его возвращению.

29 сентября, рано утром, мы отправились на двух баркасах для обследования залива, в который до сих пор еще не входила ни одна русская барка, не говоря уже о кораблях, ибо адмирал Соймонов,[52] исходивший и описавший Каспийское море во времена Петра Великого, не осмелился войти в Кара-Богаз, потому что его команда, когда он попытался заставить ее войти в залив, уже тогда пользовавшийся чрезвычайно дурной славой, подняла бунт. Прежде чем добраться до входа в залив, мы ненадолго сошли на берег, чтобы осмотреть окрестности. Берега были низменными, на песчаных холмах росли кусты тамариска. За холмами простиралась необозримая степь. Мы шли на веслах и под парусами дальше на юго-восток и к полудню достигли Канала, связывающего залив с морем. Его длина составляла 1 1/2 версты, ширина 120–150 саженей, глубина посредине — около 3 саженей, направление — с юга на север. Берега очень низменные и почти без растительности; по всем признакам здесь было раньше морское дно. Небо было ясное, погода хорошая, и мы радовались, что совершили свою поездку без препятствий. Около 3 часов пополудни мы продолжили наш путь в глубь залива в северо-восточном направлении и шли так до 4 часов. Затем высадились на западном берегу залива, чтобы расположиться здесь на ночлег.

Многие из наших казаков отправились на охоту и принесли много уток, бекасов, а также одного фламинго. Мы бродили по окрестностям в поисках насекомых и растений и были удивлены тем, что в это время года еще цветет тамариск. Впрочем, природа здесь как бы мертвая, и место это не заслуживает никакого внимания. Мы не видели ни жителей, ни следов овечьих отар и провели ночь под открытым небом.

30 сентября, с восходом солнца, мы продолжили свой путь на двух баркасах. Залив был спокойным и гладким, как зеркало, тем не менее ощущалось течение. По нашим наблюдениям, его скорость достигала 3 верст в час. У входа залив мелкий. Глубина здесь составляет только 3 1/2-5 футов, далее он расширяется и становится похожим на огромное озеро. Погода стояла великолепная, дул легкий восточный ветер. В 8 часов мы разделились. Карелин хотел на своем баркасе проплыть вдоль восточного берега залива, а я — вдоль западного. 1 октября мы должны были снова встретиться у входа в залив. Сопровождаемый 12 казаками, топографом и Хадыр-Мамедом, я направился на север. Ветер благоприятствовал нам, и мы делали от 8 до 20 верст в час. Мы шли вдоль западного берега, чтобы произвести его съемку. В 10 часов мы увидели на берегу опрокинутую лодку, а дальше в степи — трех охотящихся туркмен на лошадях. Они увидели нас, но боялись приблизиться.

Хадыр-Мамед прокричал им, чтобы они приблизились, и узнал от них, что они принадлежат к роду дервиш, который кочует в степи с 50 кибитками. Они пообещали пригнать нам баранов и исчезли. Продолжая путь на север, я не замечал, что течение способствует нашему быстрому продвижению. Таким образом, к 3 часам пополудни мы прошли около 60 верст.

Между тем восточный ветер все усиливался, волны в заливе стали такими же высокими, как и в открытом море, и я вспомнил уверения вышеупомянутых туркмен, что залив простирается на север и на восток на четыре дня верховой езды. Ветер все усиливался. Волны поднимались так высоко, что постоянно заливали нашу лодку, соль оседала на одежде, лицах и руках, ибо вода в заливе была очень соленой, и даже казалось, что здесь не может водиться рыба. Наконец восточный ветер бросил нас в прибой у западного берега; с величайшим трудом нам удалось снова выйти в открытый залив. Примерно до 10 часов вечера мы плыли на юг при ярком лунном свете. Вода была покрыта пеной, и вздымавшиеся от ветра волны снова бросили нас в прибой, который опрокинул бы наш баркас, если бы мои бравые уральские казаки не бросились по шею в воду, ее поддерживали его с обеих сторон и не оттащили к берегу. Измученные до смерти, промокшие до нитки, с лицом, руками и одеждой, покрытыми крупинками соли, мы провели холодную сентябрьскую ночь на берегу в мрачном размышлении.