Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители - Монах Лазарь (Афанасьев) Страница 28

Однако отец Леонид по старости лет начал ослабевать телесными силами. «…Сношение с приезжающими на гостинную мне прекращено, — писал он одному из своих знакомых. — И ежели откровенно вам сказать, хотя бы и было позволено, но слабость и дряхлость моя, кажется, не имеет сил, чтобы жаждущих удовлетворить, поелику телесные мои силы истощились»125.

Иногда, чтобы уклониться от приходящих мирян ради послушания преосвященному, отец Леонид отъезжал в Тихонову пустынь126. Бывали случаи, когда посетители обращались к настоятелю, отцу Моисею, с просьбой допустить их до старца ввиду крайней духовной нужды. Отец Моисей обычно не отказывал никому в такой просьбе.

Между тем в Предтеченском скиту произошли некоторые серьезные перемены. Скитоначальник отец Антоний, уже несколько лет страдавший болезнью ног, в 1836 году сильно ушиб себе и без того больную ногу, чем весьма усугубил свои страдания, теряя иногда возможность дойти даже от келии до храма. Тем не менее он с благодарностью к Богу нес этот крест, подавая и другим пример терпения. Видя его искреннее усердие, Господь наложил на него еще и другой крест: преосвященный Николай назначил его настоятелем Малоярославецкого Николаевского монастыря в сане игумена. Это было в ноябре 1839 года. Хотя и с многими слезами расстался он с родной обителью, но без единого слова возражения. Однако скорбел много. Уже будучи на новом месте, он писал: «Хотя и слуха никакого нет, чтоб меня перевели в Оптину, но желал бы там быть в числе самых новоначальных послушников, нежели быть где-либо начальником»127. Несмотря на свое болезненное состояние, отец Антоний много хлопотал о постройках и о всем материальном, но более — о духовном, подавал братии пример во многих отношениях, через силу приходя и в храм, и на общую трапезу.

Скитоначальником в Оптиной пустыни с 30 ноября 1839 года стал отец Макарий. «Но и эта оказанная ему начальством честь вместе с умножившимися трудами, — говорится в житии старца, — нимало не изменила его отношений к старцу Леониду. Слово “начальник” не слышалось в устах смиренного подвижника. Будучи исполнен веры и любви к старцу, отец Макарий ничего не делал без его спроса и благословения и, по смирению своему, весь успех своих начинаний и дел приписывал тайно и явно молитвам, советам и благословению своего духовного отца и наставника. А потому и Господь, призирающий на смиренных, благословлял труды его»128.

Старец Леонид, живя в монастыре, постоянно посещал скит. По субботам и воскресеньям он, исключая дни, когда очень уж его утруждали недуги, бывал на службах в Предтеченском храме. После обедни заходил в келию к отцу Макарию, куда собирались и многие из насельников скита — для духовной беседы со своим любимым наставником. Начиная уже с 1836 года отец Леонид нередко благословлял ищущих у него духовного совета обращаться к отцу Макарию. Иной раз, когда спрашивали о чем-нибудь отца Макария, он не давал окончательного решения без старца Леонида. А тот, когда к нему обращались с вопросом, бывало, говорил: «Подождем… Придет отец Макарий, вместе поговорим».

«Бывало, — рассказывала духовная дочь отца Леонида и отца Макария, бывшая впоследствии настоятельницей Белёвского женского монастыря, игумения Павлина, — бывало, говоришь с отцом Леонидом, входит отец Макарий. Отец Леонид говорит ему: “Батюшка, поговори-ка с ней, ей нужно тебе кое-что объяснить”. Или, бывало, сидят они, как Ангелы Божии, рядом, а мы стоим пред ними на коленях и двум открываем свои души, как бы одному. И никогда не разделяли их… Поистине в них бе сердце и душа едина (Деян.4:32)»129.

Братия исповедовались у отца Макария, а на откровение помыслов ходили к отцу Леониду. Бывало, для примера братии, чтобы показать им, что такое настоящее смирение, отец Леонид принимал вид гневающегося на отца Макария и начинал бранить его: «Ах ты, дворянинишко, такой сякой!». В житии отца Макария приводится случай, когда отец Леонид при братии распек отца Макария за то, что тот согласился по предложению настоятеля принять от пострижения в мантию некоторых братий. Приняв это как приказание, отец Макарий согласился. Застав отца Леонида в окружении братии, отец Макарий передал ему все это. Старец (желая опять-таки дать урок братии) со строгим видом спросил: «Что ж, ты и согласился?». — «Да, почти согласился, или, лучше сказать, не смел отказываться», — отвечал отец Макарий. «Да, это свойственно твоей гордости!» — возвысил голос старец и затем довольно долго укорял отца Макария. Тот стоял с поникшею головою, кланялся и повторял: «Виноват! Простите Бога ради, батюшка!»… Братия смотрели на эту сцену с изумлением. Когда старец прекратил упреки, отец Макарий, сделав земной поклон, смиренно спросил: «Простите, батюшка! Благословите отказаться?». Отец Леонид отвечал: «Как отказаться? Сам напросился, да и отказаться? Нет, теперь уже нельзя отказываться, дело сделано!»130.

«Ко всем таким и подобным выговорам и замечаниям старца Леонида отец Макарий не оставался равнодушным, но всячески старался обращать их к пользе своей души. Он не малодушествовал перед ними, нимало не смущался, не обижался на своего обличителя и не прибегал к самооправданию, а, напротив, держась истинного пути жизни духовной, смирялся и зазирал себя в неумении угодить любимому своему старцу, охуждая свои дарования и заслуги и через это незримо для себя самого преуспевая в боголюбезном и спасительном смирении, без коего никакими трудами и подвигами спастись невозможно. А между тем любвеобильный старец Леонид не только отечески глубоко любил, но и сердечно уважал отца Макария как своего друга и сотаинника и, когда то находил нужным, высказывал свои чувства в такой мере, что изумлял присутствующих и самого отца Макария, который по смирению считал себя того недостойным, относил это более к смиренномудрию старца или к тому буйству Христа ради, которым тот обыкновенно прикрывал свою духовную мудрость. <…> И так постоянно ученик состязался в смирении с учителем. Все же ясно видели, что оба они достойны были друг друга»131.

К концу жизни старец Леонид перенес несправедливые обвинения в том, что он якобы учит чему-то неправильному своих духовных чад — инокинь из Белёвского Крестовоздвиженского монастыря. Две сестры были изгнаны из обители. А неискушенные в чтении духовных книг их обвинители послали в консисторию как якобы еретические книги — «Добротолюбие» и