Алла Дудаева - Миллион Первый Страница 28

На это Джохар ответил: «Он такой же чеченец, как я и ты, больше никогда и никого из нас в Москву в железной клетке не повезут!»

В начале октября в Грозный приехал на переговоры с делегацией вице-президент России Александр Руцкой. За несколько дней он тайно подготовил в республике «побег», была выпущена группа заключенных из СИЗО, тридцать человек. А в большой газете «Кавказ» на всю первую страницу в начале сентября был опубликован приказ о награждении денежными премиями и присвоении высших воинских званий всем грозненским работникам милиции «за предотвращения кровопролития на митингах». Но милиция там не показывалась, это была заслуга только чеченских стариков. Зато этим приказом заранее подкупалась вся чеченская милиция.

Здание КГБ было давно уже в руках восставших, все архивы опечатаны и, со слов Баранникова, министра МВД, оно вмешиваться в политические процессы, происходящие в республике, не собиралось. Но как всегда, одно было на словах, другое на деле. Всеми путями российские спецслужбы пытались оттянуть законные выборы президента и парламента и продлить время «безвластия» в республике. Время, очень выгодное для хапуг народного хозяйства. Усиленно начали муссироваться слухи об отделении Ингушетии, Россия, как всегда, не хотела отпускать республику на свободу, не оторвав себе большой кусок. Поступали требования перенести выборы и заняться решением проблемы разделения или сохранения единства Чечни и Ингушетии

Глава 11

Несмотря на все трудности, время выборов приближалось.

27 октября 1991 года предварительный общий результат подтвердил победу независимости. К моменту истечения 24 часов срока голосования Джохар Дудаев стал первым Президентом Чеченской Республики, что и было зафиксировано международными наблюдателями и многочисленными журналистами международных информационных агентств, при 91,9 % голосов. Был избран парламент.

Ночь возрождения государственности стала волшебной. Салют на площади, танцы и песни, молитвы стариков — все смешалось в общем, благодарственном гимне, гимне радости и надежды на свободную достойную жизнь, на светлое будущее детей и внуков. Никогда и никто не отнимет уже больше у чеченцев их благословенную родину! Свобода или смерть!

Площадь волновалась, как людское море, переполненное до краев их дыханием, мыслями и разговорами. Под лучами сияющих прожекторов показалась небольшая стройная фигура президента в черном, изящно сидевшем на нем костюме. Джохар вышел на трибуну, выпрямился, начал с подъемом говорить — ничего не было слышно, кто-то стащил микрофон. Еще одна очередная попытка помешать неуклонному движению республики вперед воспринималась уже как нечто обычное.

Энтузиасты срочно начали искать и уже через двадцать минут подогнали машину с рупором-микрофоном. Пламенная речь Джохара зазвучала над площадью. Сотни, тысячи глаз, загоревшихся надеждой, видел он перед собой, когда говорил о том, какой прекрасной будет свободная чеченская земля. «Труден путь, но надо его пройти, каким бы тяжелым он ни был. И пройдем! Я верю в вас, верю в свой народ!»

Потом начались вопросы. Старик с длинной белой бородой, в горском бешмете, сидящий в почетном первом ряду, подал голос: «Джохар, что мы будем делать, если Россия нас не признает, Америка не признает?» Джохар откинулся и пристально посмотрел на него. Его бледное лицо светилось в лучах прожекторов, глаза блистали: «А что нам от их признания? Тысячи лет наши предки жили в горах без их признания! Свободные люди на свободной земле! Кругом родные горы, леса и реки! Они жили без их признания, и мы проживем! Пусть скажут спасибо, если мы их признаем!» И начинает смеяться. Его заразительный смех несется над площадью, и ему радостно вторят люди. Действительно, чего им бояться на своей родной земле, они ничего ни у кого не отнимали.

Раздается еще один неуверенный голос: «Джохар, а если мы все умрем с голоду?» «Ха-ха-ха, — окончательно развеселился Джохар. — На этой благодатной земле еще никто и никогда с голоду не умирал! К нам шли из России во время голода в Поволжье, к нам бежали крепостные от помещиков, и на всех хватало! Если мы и умрем, то только от гордости!

Наш дом в эти дни противостояния Верховному Совету походил на корабль во время качки. Как только «наши побеждали» и мы оказывались на гребне волны, дом был полон посетителями, которые приходили уже с семи утра. Незнакомые люди сидели не только во дворе, но и во всех комнатах, что было крайне неудобно для домашних. Ведь по неписаным кавказским законам гостеприимства каждого гостя надо было вежливо принять, узнать, в чем он нуждается, угостить хотя бы чаем. Один Бекмурза был на высоте. Он принимал, как старший, стариков, что ему, похоже, очень нравилось, сидел с ними за столом и мог вести часами неторопливую беседу. Каждый на Кавказе знает, что одно дело принять простого гостя и совсем другое — накрыть стол для уважаемых стариков. Тут учитывается каждая мелочь: в первую очередь нужно подать соль и хлеб, нарезанный крупными ломтями, потом обязательно должны быть большие куски мяса (вареного или жареного, все равно), к чаю — рафинированный сахар (сахарный песок ни в коем случае), желательно конфеты и фрукты. Само собой, чистые полотенца, салфетки для рук, кувшин с водой. Только вот в дни, когда противостояние усиливалось или из Кремля «грозили пальцем», наши гости куда-то исчезали, а у Бекмурзы сразу падало настроение.

В те же дни, когда мы оказывались на высоте, Вати (так полагалось по чеченским обычаям мне называть старшего брата Бекмурзу) ходил «гоголем» и часто шутил. Так как обстановка сиюминутно менялась, градусник настроения Вати точно так же перескакивал с «очень холодно» до сорокадвухградусной отметки. Я начала бояться, что он не выдержит и заболеет от этих политических потрясений. Когда никто не приходил и он пребывал в унынии, я отвлекала его расспросами о юности.

Он рассказал много интересного о высылке в Казахстан, поскольку был тогда восемнадцатилетним юношей и все хорошо запомнил. Вати был довольно образован для своего времени, и поэтому его даже взяли работать на почту, что было настоящей удачей для всей семьи.

Большинству ссыльных переселенцев устроиться куда-нибудь не удавалось. Во время возвращения ссыльных чеченцев на родину, учитывая грамотность, Вати назначили начальником переселенческого пункта. Но после возвращения на родину у многих появилось огромное чувство разочарования. Их дома в Грозном были заняты приезжими русскими, которые и не собирались их оставлять, родовые башни взорваны и разграблены, а для чеченцев выделены бросовые участки земли по шесть соток далеко за городом, без канализации, электричества, воды и газа. Люди начали роптать, некоторые из недовольных даже накинулись на Вати: «Зачем ты нас сюда привез?» В отчаянии Вати был близок к самоубийству, однако ночью ему приснился Всевышний. «Он был похож на огромное слепящее солнце, на него было просто невозможно смотреть, но какое чувство успокоения и любви шло от него! Он сказал, чтобы я не расстраивался, все пройдет само собой. И прошло, люди постепенно начали обустраиваться и про меня забыли…»