Зеев Бар-Селла - Александр Беляев Страница 28

А Василия Петроченкова обвинили в убийстве. Дело было так: в селе Егорье трое крестьян пили пиво. Подошел четвертый, угостили и его. А он взял и ногой две бутылки разбил. Угощавшие высказали ему неодобрение. Тут подошел Петроченков и вмешался в спор: ударил одного из угощавших по голове стальными ножницами для стрижки овец. У того от полученной раны наступили паралич правой стороны тела, потеря речи и — через две недели — смерть. Защитник Беляев просит присяжных учесть, что убийство было совершено в драке, что сам убийца тоже был избит, а еще у убийцы большая семья… Присяжные защитника послушались и приговорили подсудимого к шести месяцам тюрьмы и шести рублям ежемесячных выплат семье покойного[151].

И тут Беляев заболел плевритом. Местный врач произвел прокол плевральной полости, чтобы дать выход гною. То ли рука у врача дрогнула, то ли от неумения, но игла сорвалась и внесла инфекцию в один из спинных позвонков. Так плеврит перешел в костный туберкулез. Врачи еще не уверены в диагнозе, и Беляев еще долго будет надеяться на чудо.

Чуда не произойдет — один укол иглой изменил жизнь Беляева окончательно и навсегда.

Но кто скажет: кем стал бы Беляев, не заставь его болезнь покинуть родной город? Ведь мог он так и остаться недовольным собой адвокатом, завсегдатаем драмкружков и литературных вечеров, человеком, не интересным никому, кроме собственных друзей…

Глава восьмая

РУССКАЯ АМЕРИКА

5 апреля 1915 года на общем собрании Общества изучения Смоленской губернии А. Р. Беляев был избран членом ревизионной комиссии. Четыре дня спустя об этом событии сообщил «Смоленский вестник»[152], и всё — более имя Беляева в смоленской прессе не упоминалось. Да, честно сказать, и сообщать было не о чем: Беляев в Смоленске задерживаться не собирался и не задержался. В поисках спасения от страшного недуга он, надо полагать, наведался и в столицы. По крайней мере, Вера Былинская вспоминала:

«В [19] 14–15 году я получила от него письмо из Ленинграда. Оно было написано с подъемом, и я решила, что он нашел себя, хотя он о себе почти ничего не писал и обещал все рассказать, когда я откликнусь. Между прочим, очень убеждал меня перейти на работу в Ленинград. Этого я не хотела. Я опять потеряла его из вида, но шла война, и мне казалось это естественным»[153].

Поразительное именование дореволюционного Петрограда Ленинградом — это отголосок странной моды, поразившей советское общество в конце 1920-х годов. Жертвами ее стали самые разнообразные люди, начиная с товарища Сталина[154].

Нас, однако, сейчас занимает обстоятельство не менее удивительное: женатый мужчина предлагает молоденькой девушке бросить все и переехать туда, где он в данный момент обосновался. Но дело, видимо, не в беспардонности, а в том, что отправитель письма снова холост:

«Когда отец заболел плевритом, — пишет Светлана Беляева, — и лежал с высокой температурой, Верочка оставила его, сказав, что она не для того выходила замуж, чтобы ухаживать за больным мужем. <…> Врачи Смоленска не могли поставить диагноз. В поисках хорошего врача отец объездил несколько городов, наконец попал в Ялту, где у него признали туберкулез позвоночника и уложили в гипс»[155].

До Ялты Беляев действительно доехал, но в гипс его тогда никто не укладывал, поскольку спустя непродолжительное время мы находим его в Ростове-на-Дону, и не в лечебнице, а в редакции одной из крупнейших южнорусских газет «Приазовский край». Ростовский эпизод беляевской биографии не только не изучен, но до сих пор никому и известен не был. Так что об этом вы читаете впервые.

Но прежде всего — о самом Ростове. Родной город Беляева не мог похвастать обилием прозвищ — Смоленск и Смоленск… А вот о Ростове хотелось высказаться многим. И то сказать… Например, порт — по числу паровых судов занимал третье место в России. По числу судов всех типов — второе. По количеству вывозимого хлеба — первое.

Промышленных предприятий — 140. В их числе табачная фабрика Асмолова. В 1882 году — самая крупная в России, с 1912-го — в мире. А кроме того — электрические фонари на улицах (с 1896 года), электрический трамвай (с 1901-го), кафешантаны и театры…

Отсюда клички и прозвища: Донской Вавилон, Азовский Ливерпуль, Русский Чикаго, Русский Американец (так в 1910 году окрестила город газета «Приазовский край»)…

А 14 июля 1915 года в «Приазовском крае» появился новый автор. Напечатанный им очерк назывался «На курортах (Из крымских впечатлений)»[156] и действительно рассказывал о том, что творится на курортах Крыма (подробнее об этом очерке можно прочесть в главе «Война», где мы сравниваем две военные публикации Беляева — из эпох Первой мировой и Великой Отечественной). Следующая публикация — в августе[157], затем — в сентябре[158]. Для штатного сотрудника негусто… Чем же он в редакции занимался?

Ответ нам будет дан лишь в декабре 1915 года:

«Открыта подписка на 1916-й год на ежедневную политическую, общественную и литературную газету „Приазовский Край“.

<…> В газете принимают участие… Беляев А. Р. (передовые статьи, фельетоны, обзор печати)…»[159]

Вот и объяснение того, почему так редко появлялись в газете беляевские публикации. Публикаций было гораздо больше, только опознать их крайне трудно, если вообще возможно, — это анонимные передовые статьи (передовицы) с изложением мнения редакции по тому или иному поводу. До революции автор таких статей носил звание «передовик»…

Теперь понятна причина, по которой Беляев остался в Ростове. Но что заставило его в Ростов приехать? Судя по всему, медицина. В Петербурге наверняка хватало отличных врачей. Но стоимость их услуг была небогатому провинциалу не по карману… А необходимость нанимать в столице квартиру — на дворе-то все еще старый режим, и троих взрослых людей (Беляева, его мать и няню) в одну комнату не заселишь. И тут выясняется, что Варшавский университет — со всеми профессорами, приват-доцентами и студентами — решено эвакуировать в Ростов. А медицинский факультет на новое место уже перебрался.

Так что поворот в судьбе показался не столь ужасным, а в чем-то даже отличным… Большой город и настоящая журналистская работа. И «Приазовский край» ожиданий Беляева не обманул — здесь он и стал настоящим писателем. И не просто писателем…

Глава девятая

РОЖДЕНИЕ ФАНТАСТА

Истекал 1915 год. Русская армия отступала, и конца войне видно не было… Беляеву тот год тоже не принес радости: страшный диагноз, попытки излечения, расставание с родным городом и со всей прежней жизнью… И все-таки Беляев еще на шаг приблизился к тому делу, которому мечтал посвятить жизнь — искусству. Пусть еще не столица, но и Ростов — не чета Смоленску. И главное — он не просто пишет: писание стало его профессией! Его печатают и читают. А значит, судьбу свою он держит в собственных руках. Только так и делаются чудеса.