Александр Кацура - Дуэль в истории России Страница 28

Фигура Завадовского никогда не уходила из памяти Пушкина. Вот набросок повести «Две танцовщицы» (1834–1835):

«… Балет Дидло в 1819 году. — Завадовский — любовник из райка. — Сцена за кулисами — дуэль — Истомина становится модной — Она делается содержанкой…»

Вторая дуэль (снова бес!) забрала Пушкина.

И нам остается только гадать, что бы сделали для своей печальной родины эти два гениальных человека, доживи они до 80,70, да хотя бы до 60 лет! У обоих был потенциал государственных мужей, гигантский кругозор. Дальше целый веер фантазий, вплоть до… После Крымской войны очередная дворянско-демократическая революция (радикальнее реформ царя-освободителя и на этот раз успешная): 60-летний Грибоедов, изучивший на деле опыт американской демократии, избирается президентом свободной России. 56-летний Пушкин, посетивший наконец Европу, написавший к тому времени помимо стихов и прозы ряд блестящих исторических исследований, взваливает на себя труднейшие обязанности министра народного просвещения… Да даже если бы они служили царю-реформатору Александру II, уже что-то немалое в перспективе чувствуется… но… бес… это слово, эта темная тема, они преследовали Пушкина.

Бесконечны, безобразны,В мутной месяца игреЗакружили бесы разны,Будто листья в ноябре…Мчатся бесы рой за роемВ беспредельной вышине…

Позже эти странные летуны выродятся в куда более конкретных и страшных «бесов» Достоевского… И будут летать над Россией весь XX век. А сегодня? Давайте присмотримся.

О провидческой одаренности Грибоедова как государственного мужа, даже как экономиста, среди прочего свидетельствует такой факт: изучая хозяйственные дела Кавказа Грибоедов направил императору письмо с предложением создать в районе Батума свободную экономическую зону. Любопытно, что через сорок лет эта идея была реализована, зона успешно действовала около десяти лет, но консерваторы из русского правительства эксперимент прекратили.

Повторю еще раз: нельзя не обратить внимание на ряд удивительных совпадений поединка Шереметева — Завадовского с той самой знаменитой в русской истории дуэлью, которая случится через двадцать лет. Там тоже будут стреляться красавец кавалергард и умудренный жизнью камер-юнкер. Тоже будет тайное свидание с предполагаемым любовником (встреча Натальи Николаевны с Дантесом, подстроенная ненавидевшей Пушкина г-жой Идалией Полетикой), вызов ревнивого мужа, стрельба на снегу. Дантес тоже будет говорить, что целился в ногу, но, как и Завадовский, попадет в живот, и рана, как и для Шереметева, будет смертельной. Только, в отличие от Шереметева, Пушкин найдет в себе силы приподняться и выстрелить по обидчику. И выстрелит смертельно раненный поэт метко, и попадает в противника, и крикнет сам себе «Браво!».

Случай проститься с праздной рассеяностью Грибоедову вскоре после кончины Шереметева представился. В Коллегии иностранных дел ему предложили дипломатическую работу за границей. На выбор предоставили две страны, обе далекие и экзотические: Северо-Американские Соединенные Штаты или же Персию. Подумав, Грибоедов остановился на Персии. И этим выбрал свою судьбу. Вскоре он отправился в путешествие — на Кавказ, а оттуда в Тегеран. А если бы он выбрал Северную Америку, единственную тогда во всем мире демократическую страну? С какими бы идеями, с каким политическим опытом вернулся бы в Россию (а в Америке никто даже и в мысли не допустил бы убийства посла) этот гениально одаренный и блестяще образованный человек? Но он уехал в Персию и был убит. Убит отвратительно — озверелой толпой.

«Мы с Грибоедовым жестоко поссорились, — рассказывал впоследствии Якубович, любивший, беря за основу свои приключения, сочинять истории, имеющие к ним весьма отдаленное отношение, — и я вызвал его на дуэль, которая состоялась. Но когда Грибоедов, стреляя первым, дал промах, я отложил свой выстрел, сказав, что он будет более дорожить жизнью, нежели теперь. Мы расстались. Я ждал с год, следя за Грибоедовым издали, и наконец узнал, что он женился и наслаждался полным счастьем…» (Откровенная фантазия Якубовича, отправляющая нас к сюжету пушкинского «Выстрела».

На самом деле Грибоедов женится на юной княжне Нине Чавчавадзе лишь летом 1828 года, за полгода до своей гибели.)

Вернемся к свидетельству Д. А. Смирнова: «Судьба велела Грибоедову встретиться с Якубовичем на самом, так сказать, первом шагу в Тифлисе, потому что очень скоро после этого дела Грибоедов был там, отправляясь на службу. Только что он приехал в Тифлис и вошел в какую-то ресторацию, как чуть ли не на лестнице встретился с Якубовичем. Грибоедов сказал ему, что слышал об его угрозах, и просил разделки».

Описание дуэли Якубовича и Грибоедова, состоявшейся 23 октября 1818 года, оставил H. Н. Муравьев-Карский, в ту пору командир 7-го Карабинерского полка:

«Мы назначили барьеры, зарядили пистолеты и, поставя ратоборцев, удалились на несколько шагов. Они были без сюртуков, Якубович тотчас подвинулся к своему барьеру смелым шагом и дожидался выстрела Грибоедова. Грибоедов подвинулся на два шага; они простояли одну минуту в сем положении. Наконец, Якубович, вышедши из терпения, выстрелил. Он метил в ногу, потому что не хотел убить Грибоедова, но пуля попала в левую кисть руки. («Говорят, будто Якубович воскликнул: «По крайней мере, играть перестанешь!». Грибоедов лишился одного пальца на руке, что не помешало ему по-прежнему отлично играть на фортепьянах». — Примечание редакции «Русского Архива», где впервые были опубликованы записки H. Н. Муравьева-Карского.)

Грибоедов приподнял окровавленную руку свою, показал ее нам и навел пистолет на Якубовича. Он имел все права подвинуться к барьеру, но, приметя, что Якубович метил ему в ногу, он не захотел воспользоваться предстоящим ему преимуществом: он не подвинулся и выстрелил. Пуля пролетела у Якубовича под самым затылком и ударилась о землю; она так близко пролетела, что Якубович полагал себя раненым: он схватился за затылок, посмотрел свою руку, — однако крови не было. Грибоедов после сказал нам, что он целился Якубовичу в голову и хотел его убить, но что это не было первое его намерение, когда он на место стал. Когда все кончилось, мы подбежали к раненому…

Он не жаловался и не показывал вида, что он страдает. Я поскакал за <доктором> Миллером. Его в колонии не было; я поехал в город, увидел его вдали и окликнул; он приехал к нам, перевязал слегка рану и уехал. Раненого положили в бричку, и все отправились ко мне. Тот день Грибоедов провел у меня; рана его не опасна была, и Миллер дал нам надежду, что он в короткое время выздоровеет.