Ибрагим Друян - Клятву сдержали Страница 28

Что касается меня, то после некоторого раздумья я решил, что и здесь командование поступило весьма логично. Во время возвращения на Украину наша группа больших боевых операций предпринимать не будет, следовательно, сможет обойтись без врача. В случае же надобности первую помощь окажет товарищам любой из группы, все они в медицинском отношении подготовлены на уровне санинструктора. Когда же придут на место, там уж Одуха сумеет позаботиться, чтобы при необходимости переправить в отряд нужных врачей из Славутской больницы.

Здесь же, в Белоруссии, в условиях широко развернувшейся партизанской войны с врагом, моя помощь необходима уже сегодня. Вот почему, когда меня вызвали в штаб, как я догадывался, чтобы получить личное согласие, решение уже было мной принято.

Штаб к тому времени размещался в большом болотистом лесу неподалеку от деревни Альбинск, на острове Зыслов. Партизаны из охраны провели меня в просторную землянку, где за столом сидели В.И.Козлов, Р.Н.Мачульский, М.П.Константинов и другие члены подпольного обкома партии. Я поздоровался, Василий Иванович предложил сесть.

- Ну, говорил тебе Софиев о нашем решении? - спросил он.

- Говорил, - ответил я. Внутренне я волновался, но старался держаться как можно спокойнее.

- Каково твое мнение? Согласен?

- Я комсомолец. Решение обкома партии и командования для меня закон.

- Это понятно, - как-то очень мягко возразил Василий Иванович. - Но ведь ты, собственно, не в нашем подчинении. Поэтому, если просто по-человечески... Сам знаешь, как нам тяжело без медиков.

- Думаю, товарищи мои возражать не будут, - сказал я.

- Вот и хорошо! - обрадовался Козлов.

Итак, мы с Тенгизом оставались у белорусских партизан. Остальные члены нашей группы стали готовиться в обратный путь. По приказу командования соединения группу усилили саперами Михаилом Петровым, Александром Перепелицыным и Иваном Долгополовым. Наши товарищи получили от белорусских друзей пять автоматов, две бесшумные винтовки, взрывчатку и взрыватели, пистолеты, много других боеприпасов.

Грустно было расставаться, но ничего не поделаешь. Мы тепло попрощались с товарищами, пожелали им счастливого пути.

Хорошо вооруженная группа 10 октября двинулась в обратный путь. Проделала она его без особых затруднений и уже 28 октября была "дома", в лагере под Хоровицей. В дальнейшем многие члены этой группы были выдвинуты на командные посты. Все они награждены боевыми орденами и медалями.

Что греха таить, мы с Тенгизом долго еще скучали по ушедшим товарищам, жалели, что не с ними. Частенько вспоминали, думали: как там они?

Уже после войны, когда со многими товарищами из славутского подполья удалось встретиться или списаться, узнали, что немало славных дел совершили они во имя Родины. Это и ряд смелых диверсий на железных дорогах под Шепетовкой и Славутой, и организация побега большой группы военнопленных из славутского лагеря, и уничтожение большого военного склада врага. А к концу 1943 года отряд был преобразован в соединение, которое стало носить имя доктора Михайлова. В соединении уже насчитывалось 1200 человек, провело оно триста двадцать пять боевых операций. К тому времени соединение имело свою типографию, в которой кроме листовок печаталась партизанская газета "Удар с тыла".

Мы с Тенгизом быстро обжились на новом месте, сразу окунулись в работу. А работы обоим хватало.

Тенгиз стал "главным изобретателем" в соединении и этим сумел быстро прославиться. Первым удачным его изобретением был так называемый "партизанский клин", о котором я мельком упоминал. Он предназначался для спуска вражеских эшелонов под откос. В то время мы еще остро нуждались во взрывчатке, и клин Шавгулидзе оказался очень кстати. Он был небольшим по величине, легко укреплялся на рельсах и мало бросался в глаза обходчикам. Правда, первый спущенный под откос с его помощью эшелон оказался порожняком, но нас радовал сам факт: изобретение Тенгиза действует!

Работа закипела. Специально выделенные в помощь Тенгизу партизаны начали "массовое производство" таких клиньев, и вскоре первые эшелоны с боеприпасами и живой силой врага полетели под откос.

А творческая мысль изобретателя не стояла на месте. Тенгиз решил сконструировать гранату, которая при малом количестве взрывчатки обладала бы большой взрывной силой и в то же время собиралась из недефицитных в наших партизанских условиях материалов.

Мудрил он над этой гранатой, наверное, с месяц. Наконец чертежи были готовы, и он показал их секретарю Минского подпольного обкома партии Иосифу Александровичу Бельскому. Тот ухватился за эту идею, но, будучи человеком технически грамотным, долго и придирчиво рассматривал чертеж, забрасывал Тенгиза вопросами. Его интересовало все: и радиус поражающего действия гранаты, и материал, из которого она будет изготавливаться, и вес, и принцип работы...

- Дело очень и очень нужное, - вынес он приговор. - Что ж, благословляю. Торопитесь, все мы будем с нетерпением ожидать первый образец.

Вскоре первая, пока единственная, граната была готова. Тенгиз показал ее начальнику штаба соединения Григорию Васильевичу Гнусову. Тот взял в руки несколько обрезков водопроводных труб, соединенных вместе, внимательно осмотрел, произнес:

- Сделай еще несколько штук. Мы назначим комиссию, проведем испытания... Чтобы все, как положено.

Я держал эту первую гранату Шавгулидзе в руках. Внешне она была неуклюжей: несколько кусков водопроводных труб соединены воедино и начинены взрывчаткой, кусочками железа и проволоки. В качестве запала использовался бикфордов шнур и капсюль-детонатор.

Первые пять гранат испытывались в присутствии командира соединения Василия Ивановича Козлова. К этим испытаниям Тенгиз готовился как к празднику, гладко выбрился, выстирал рубаху. Утро выдалось туманным, уже в нескольких шагах ничего не было видно. Пришлось ждать, пока туман поднимется. Василий Иванович нетерпеливо расхаживал по лесной поляне, где решили провести испытания, то и дело посматривал на часы. Здесь же собрались члены комиссии, командиры партизанских отрядов. Мы с Тенгизом стояли поодаль, молчали. Я очень волновался за своего товарища, от всей души желал ему успеха.

Тенгиз был, как всегда, очень спокоен. Среднего роста, плотный, черноволосый, один из тех, о которых говорят: широк в кости. С непроницаемым лицом он осматривал испытательную площадку, лишь блеск в черных глазах выдавал волнение.

Наконец туман стал медленно таять, сквозь его пелену пробилось солнышко. Можно было начинать испытания.

- Все в укрытие! - скомандовал Гнусов.

- Ну, ни пуха... - сказал я Тенгизу.