Валерий Шубинский - Азеф Страница 28

С основателем сионизма Теодором Герцлем, которому он дал аудиенцию во время его посещения России, Плеве тоже выглядел весьма любезным.

Министр был не реакционером, а очень строгим консерватором. Он в принципе ничего не имел против «державных евреев» — образованного и богатого патрициата. Против нищей еврейской массы он тоже, как частное лицо, ничего не имел, даже сочувствовал ей по-человечески, однако, как государственный деятель, считал ее чрезвычайно опасной и предпочел бы куда-нибудь хоть отчасти убрать эти миллионы беспокойных люфтменшей из империи — в Америку ли, в Палестину. Предполагалось, что жесткие стеснительные меры подтолкнут эмиграцию. Но погромам Плеве все-таки напрямую не покровительствовал и уж тем более самолично — из Петербурга — их не организовывал. Он был избран козлом отпущения — и его коллеги, может быть, отчасти этому способствовали.

Еще весной, в Петербурге, Азеф явился к Зубатову и, «…говоря о погроме, трясся от ярости и с ненавистью говорил о В. К. Плеве, которого считал главным его виновником». Это — свидетельство Ратаева. С Ратаевым Азеф говорил на эту тему уже в Париже летом. «Мне стоило большого труда его успокоить и разубедить, что никакому правительству и никогда не могут быть выгодны смута и бунт, откуда бы они ни исходили и против кого бы ни были направлены…»

Ратаев убеждал и считал, что убедил. А Зубатов? Его отношения с Плеве к весне 1903 года были достаточно накалены. И… не мог ли он дать понять Азефу, что обвинения в адрес министра имеют под собой почву?

Но Азеф — умница. Почему же он поверил? Или еврейская обида оказалась в его случае сильнее холодного ума?

А может, и не поверил. Может, и допускал непосредственную невиновность Плеве, то есть отсутствие у него кровавого умысла. Но ведь это тоже было обвинительным приговором для государства. Верно служить империи, которая сознательно травит, как собак, твоих соплеменников, — отвратительно. Но верно служить империи, которая сначала допускает кровожадную агитацию, а потом боится употребить силу против нескольких сотен возбужденных этой агитацией слободских хулиганов, — это себя не уважать.

Азеф выбрал двойную игру. И, видимо, он захотел, чтобы его начальники, когда и если все вскроется, знали, отчего он ее выбрал.

ПЕРВЫЙ СУД И ПЕРВОЕ ОПРАВДАНИЕ

Между тем именно в эти месяцы над головой Азефа впервые всерьез сгустились тучи.

Студент по фамилии Крестьянинов горел желанием работать для революции. Знакомая дама, которую он именовал Ольгой Ивановной (на самом деле Надежда Ивановна Рубакина, жена знаменитого библиографа), свела его в гостях с одним из руководителей Партии социалистов-революционеров Иваном Николаевичем.

Выглядел он… Впрочем, мы знаем, как он выглядел:

«Угловатая, неинтеллигентного склада голова, с темными, подстриженными щеткою волосами, низко забегавшими на узкий лоб, большие выпуклые, непроницаемые глаза, медленно скользящие по лицам присутствующих, производили какое-то странное, несколько неприятное впечатление греческой кухмистерской… Сходство усиливалось смуглым цветом лица и крупными восточными губами, на которые опускались темные, толстые, негибкие усы…»[92]

Юноша-романтик был разочарован, но — лишь в первые минуты. Статус одного из вождей революции предрасполагал к почтению. Да и сам Иван Николаевич, если присмотреться, производил не только неприятное впечатление:

«От всей его грузной, неуклюже помещающейся на стуле фигуры веяло силой и хладнокровием. Его спокойствие и уверенность невольно передались мне. Партия с. −р. не казалась уже бесплотной вереницей воскресших героев „Народной Воли“… Наоборот, я начинал все более и более сознавать, что партия большое, солидное, практическое и даже непосредственно-практическое дело, если господа с такой внешностью находят возможным соединить с ней свою судьбу».

Иван Николаевич обещал навестить Крестьянинова дома — и навестил. Он принес с собой множество пропагандистской литературы: все номера «Революционной России», брошюру «Народный герой Фома Качур», сборник памяти Лаврова.

Зашел разговор о возможной деятельности Крестьянинова на благо революции. Азеф предложил ему стать связным вместо арестованной Ремянниковой и одновременно взять на себя чтение лекций в каком-нибудь из рабочих кружков. Первое понравилось Крестьянинову больше, чем второе, но он согласился и на лекторство.

Кружок, в который пришел Крестьянинов, возглавлял рабочий по фамилии Павлов. Через некоторое время Павлов признался лектору, что на самом деле он агент охранки и что кружок его — поддельный, «провокаторский». Существует, объяснил Павлов, целая сеть таких кружков. Во главе ее стоит охранник «Мишка Орлин» (настоящее имя — Василий Яковлев).

Почему Павлов выдал себя и своих? Он был недоволен своим положением. Жалованья ему платили всего 15 рублей. Разве можно на это жить? Правда, и обязанностей было немного: получать для кружка нелегальщину и относить по назначению, изымая таким образом из обращения.

В числе прочего Павлов обмолвился, что в охранке знают про склад общества «Электрическая энергия», где хранится пропагандистская литература, но не трогают этот склад: туда внедрен один из важных агентов.

Крестьянинов бросился на поиски Ивана Николаевича. Но тот куда-то подевался. Наконец вождь появился. Узнав об истории с Павловым и Орлиным, он велел Крестьянинову не распространяться на сей счет. Уже одно это удивило юношу.

А между тем у Ивана Николаевича было к нему новое предложение. Речь шла уже о серьезном деле: о соучастии в терроре. Вот что предложил Азеф студенту:

«Видите ли, вы парень красивый. Дело в том, что у Плеве есть любовница, графиня Кочубей… У графини есть горничная. Было бы хорошо, если бы вы вступили с ней в связь и при случае открыли бы двери или, по крайней мере, указали день и час его приезда к графине. Живет она на Тверской, 23. Можете взять на себя такую роль? Нечего говорить, сами понимаете, что ответственность за это серьезная: каторга, а может быть, больше…»

Крестьянинов был потрясен: «Какая революционная партия требовала когда-либо проституции?» Конечно, человек, делающий такое гнусное предложение, — провокатор! Для вида, однако, он согласился. Азеф оставил инструкции, предложив в крайнем случае связываться с ним через… компанию «Электрическая энергия». «Напишите открытку следующего содержания: „пришлите мне пару сухих элементов“».

Теперь у Крестьянинова не было сомнений: Иван Николаевич — агент охранки. Но куда идти с такой информацией?