Коллектив авторов - Андрей Первозванный – апостол для Запада и Востока Страница 28

При конкретном использовании историко-критического метода, даже самом утонченном, не следует забывать об осторожности и особенно о смирении. Неслучайно этот метод постоянно подвергается критике, и поэтому постоянно стоит задача его дополнения и улучшения. Не стоит раздирать одежды, услышав, что этот метод не слишком удовлетворителен и не вполне соответствует своему «объекту» – Иисусу Назарянину. Ведь «объект» не только требует от «субъекта» быть познанным в качестве существующего и обладающего теми или иными свойствами, но и произносит определенные слова и совершает определенные действия и при этом настаивает на свободном и ответственном решении всецело довериться Ему и последовать за Ним в безусловной преданности, доказав это всей своей жизнью. Иными словами: Он требует веры. Тем не менее различие между реальностью, историей и верой не просто допускает, а скорее заставляет связывать разные сферы и уровни понимания и интерпретации. Именно понимание сложности этого комплекса в тот самый момент, когда мы пытаемся привести его к единству и логичности, может показать, сколь убедительна христианская вера.

Применение историко-критического метода требует также точной формулировки и приведения в действие ряда критериев, выработанных с целью определить, насколько в самом деле «историчен» дошедший до нас документ. Что же касается исследований «исторического Иисуса», то речь идет, например, о выяснении того, есть ли в четырех канонических Евангелиях, несомненно, пропитанных пасхальной верой первоначальной церкви, какие-либо основания для подобных исследований. Как обращаться с текстами, написанными через 40–60 лет после событий, о которых в них повествуется? Очевидно, что в дальнейшем исследования будут развиваться довольно сложным образом.

В любом случае историко-критический поиск, понимаемый и как герменевтическое предприятие, заключается в основном в следующем: определении того, что, говоря схематически, исходит на первом этапе от Иисуса Назарянина (28–30 гг. после Р. Х.); разграничении этого материала и того, что – на втором этапе – является плодом устного предания (30–70 гг.); и, наконец, выделении того, что было привнесено редакторской работой евангелистов (970–100 гг.). Легко понять, что здесь мы имеем дело с взаимосвязанными этапами, которые нельзя представлять как линейно протекающие процессы.

Основные критерии, вытекающие из историко-критического исследования и способные привести к более-менее обоснованным заключениям при исследовании Евангелий, можно кратко изложить так: многочисленные и многообразные свидетельства о речах и делах Иисуса, обнаруживаемые в различных текстах; затруднения, которые могли представлять речи и дела Иисуса для первоначальной церкви в ее возвещении керигмы; разрыв между словами и делами Иисуса, с одной стороны, и иудаизмом его времени или первоначальной церковью, с другой; внутренняя связь того или иного исторического материала с точно установленным ранее; связь между словами и делами Иисуса и противостоящим Ему неприятием, а особенно с Его насильственной смертью в виде позорной казни на кресте. Дополнить и подтвердить эти основные критерии предлагается с помощью вторичных критериев, таких как арамейские следы в текстах, влияние палестинского окружения, живость самого повествования.

Только внимательное использование определенного числа критериев при возможности их перекрестной коррекции может дать убедительные результаты. К таким результатам не приведет, разумеется, наивное, механическое, самонадеянное использование неких абстрактных руководящих критериев. В любой научной работе нужно проводить различие между предрассудком и предпониманием в процессе сбора и интерпретации данных, смело делая на их основании рабочие выводы. Но столь же важно при рассмотрении «объекта» исследования не исходить из самих себя, из своих жизненных предпочтений – нужно собрать воедино и использовать всю свою остроту зрения, серьезность и способность к взвешенным решениям, не вступая в конфликт с собственным научным сообществом.

Андрей среди последователей Иисуса Назарянина

То, что значимо для применения историко-критического метода к Иисусу Назарянину, относится и к Его окружению, о котором повествует Новый Завет: в частности, это значимо для его учеников, прежде всего для Двенадцати, а среди них и для Андрея. В самых общих, но существенных чертах попытаемся применить «критериологию» ответственного исследования, кратко изложенную выше, также и к Андрею и к его «исторической» судьбе.

Все новозаветные источники согласны в том, что у Иисуса Назарянина были ученики и что из них Он образовал группу Двенадцати, которые следовали за Ним и участвовали затем в миссионерском странствовании (Мк 3:13–19 пар.; Деян 1:15–26; 1 Кор 15:5; Откр 21:14). «Образ» Двенадцати, поставленных Иисусом, не имеет параллелей не только в иудаизме, но и в последующей христианской общине, которая никогда не будет воспроизводить этого числа при постановке своих руководителей. Многочисленные свидетельства христианских источников, представляющих собой, как уже отмечалось, один из определяющих критериев исторической достоверности сообщаемых сведений, говорят в пользу исключительности призвания Иисусом Двенадцати и, следовательно, о принадлежности Андрея к этому узкому кругу. В Древнем Израиле число 12 символизировало народ в его этнической и религиозной идентичности: вспомним о числе патриархов, о племенах, предшествовавших Моисею, о Синайском Завете. В призвании Двенадцати просматривается намерение Иисуса воссоздать народ Божий, вернуть его к истокам, возобновляя древний союз в Новом. Двенадцать – это духовные родоначальники эсхатологического Израиля последнего времени, когда Бог установит свое царственное владычество во всей полноте. «Да приидет Царствие Твое» – второе прошение «Отче наш», молитвы, оставленной Иисусом Назарянином своим ученикам, которая вбирает в себя все призывы всего посланничества и смысл всех деяний самого Иисуса Христа (Мф 6:10; Лк 11:2).

Четыре канонических Евангелия уточняют, каждое по-своему, что Иисус призвал некоторых из Двенадцати в начале своего публичного служения (Мк 1:16–20; Мф 4:18–22; Ин 1:35–51). Только Лука (5:1-11) в соответствии с его авторским планом помещает призвание после вступительного торжественного эпизода с проповедью Иисуса в синагоге в Назарете (4:14–29). Это удивительно, но красноречиво: в апокрифических евангелиях, рассказывающих о земной жизни Иисуса, вообще нет сцен, связанных с призванием Двенадцати. Из этого следует, что относящееся к призванию Двенадцати вообще, относится и к Андрею в частности.